Проходящий сквозь стены - Никитин Юрий Александрович

— Погоди, зверь, а твои громилы-кракены… С прокушенным пальцем и другой… По-каковски же они, интересно, между собой говорили, что ты их понимал?

— По-русски, ясен пень, — с ядом протявкал Жерар, опасно балансируя на краю унитаза. — А ты думал? На суахили?.. На языке Гомера и Аристо…

Я так никогда и не узнал, кого хотел приплести эрудированный бес, Аристотеля или, может, Аристофана. Потому что до него наконец дошло. Он споткнулся на полуслове и дико выпучил глаза — так, словно уже начал тужиться.

— Опля! — выдохнули мы хором. — Соотечественники?

— …Все тебе хиханьки. Вечно ты им волю даешь, — проговорил, входя, Жухрай. Тот, кого он отчитывал, задержался снаружи. — А на хрена? Сегодня ты с ним на вы обращаешься, по имени величаешь, сигаретки предлагаешь. Завтра анекдотец, послезавтра, глядишь, бильярд или пульку, а потом он тебе в глотку вцепится. И правильно сделает. Потому что вражина. Гасить их надо, и все дела.

— Не вцепится. Верно, Поль? — спросил у меня появившийся в этот момент собеседник толстяка. Им оказался мускулистый Сонечкин красавец возлюбленный. Он нес с собой что-то вроде походного складного маршальского кресла. Бес, увидев долгожданный «объект разработки», сделал стойку, словно на дичь, и еле слышно рыкнул.

— Самое страшное, на что наш маленький негодник способен, — это храбро высморкаться у вас за спиной в ваше кашне, — благодушно добавил кракен, с интересом глядя мне в лицо, и улыбнулся, не размыкая губ.

Так-так, подумал я, натянуто улыбаясь в ответ. Похоже, кое-кому здесь собрались устроить классический вариант вербовки или допроса: «плохой» — «хороший». Когда один бьет, другой жалеет. Ин-те-рес-но…

— Вот я и говорю…— Жухрай со скучающим видом прошествовал к койке, притопнув мимоходом на испуганно сжавшегося беса. Дико взвизгнули кроватные пружины. Тут же включился, забренчал гитарным перебором и запел по-испански телевизор.

Сонечкин кавалер привычно разложил свое кресло, удобно в нем умостился. Достал красивый эмалевый портсигар. Миниатюра на крышке портсигара копировала рубенсовскую «Охоту на львов». Раскрыл. Внутри на бархатной темно-зеленой подложке возлежали тоненькие не то папиросы, не то сигарки цвета топленого молока. Мне они показались похожими на высушенных в растянутом состоянии личинок майского жука.

— Давайте ближе, Поль. Пообщаемся запросто. — Он поднес одну сигарку к носу, шумно втянул воздух и сообщил с восхищением: — Великолепно, просто великолепно. Знаете, что это такое? «RGR Nabisco». Эксклюзивная серия пахитос элитного класса. Между прочим, редкий гость в здешних широтах. Курите? Угощайтесь.

— Что ж, благодарю, — сказал я, осторожно взял пахитоску и тоже понюхал. Пахло ядрено и приятно. — Огоньку позволите… господин?..

— Этоо бостатонно, — не слишком внятно сказал он, прикуривая. Выпустил дым, протянул зажигалку мне.

Зажигалка была бензиновая и, несмотря на скромные размеры, довольно массивная. Видимо, золотая. Тоже с эмалью и тоже с «Охотой на львов». Люди и хищники бешено убивали друг друга — я почти слышал храп лошадей, рев львов и крики охотников. Сильная вещь! К тому же тянет на аллегорию. Только где на картине я — под копьем или под клыками? Кракен, удовлетворенно щурясь, прояснил:

— «Господина» вполне достаточно. Рекомендую еще добавлять «мой».

Вот так, значит. Доминант во всей красе. Ну-ну… Решив проверить, каких вольностей будет мне позволено достигать в этой беседе, я сделал удивленное лицо:

— Мой? Но, кажется, это корейская фамилия? Странно, вы вовсе не походите на азиата. Скорей всего я бы признал в вас соотечественника моего прадедушки. Давайте-ка я лучше буду к вам обращаться «мсье Кракен»? — фамильярно предложил я, сделав ударение на последний слог. Получилось очень по-французски. — Годится?

Жухрай гадко заржал. Резко оборвав смех, весело предложил: — Слышь, Арест, давай, я ему в рыло суну. Борзеет, Корчагин. — Вставать для осуществления угрозы он, однако, не торопился. И значит, рыло мое было покамест в относительной безопасности.

«Арест! — подумал я с умилением. — Во улет! Арест Вертухаевич Наручник. Или, положим, Арест Веригович Кандалыки. Или даже Омонович Псов-Цепной».

Кракен меж тем с досадой махнул в сторону Жухрая пахитоской:

— Уймитесь вы! Слушайте уж свое фламенко.

Ко мне, опять с улыбкой: — Ах да. Совсем забыл, что наша общая знакомая, которая бывает иногда крайне шумливой, уже представила меня вам. Пусть того и не желая. Что ж, пусть будет Кракен. Да, к слову… Признайтесь, вас впечатлили той ночью мои способности? Позавидовали небось?

— Глупо было бы…— пренебрежительно парировал я, вооружившись коронной фразой моего напарника, и лихо, по-ковбойски в два движения (раз — откинуть крышку, два — резко катнуть колесико по голени снизу вверх) запалил зажигалку.

— Ой, ну только не лгите, — недовольно скривив губы, погрозил он мне пальцем. — К тому же вас выдали глаза. В них явственно блеснул огонек зависти. И я даже берусь угадать, откуда эта зависть взялась. Неудачи первых сексуальных опытов?

Ага, констатировал я, еще один психоаналитик на мою голову… Будто мало мне Жерара. Ну что ж, раз так — принимаем смущенный вид.

— А вы на редкость проницательны, — пробормотал я. Лицо у него сделалось чрезвычайно самодовольным.

Так падок на лесть? И это многословие вдобавок… Неужели все-таки глуповат?

— Чего-чего, а превосходства над людьми в некоторых, казалось бы, исконно человеческих умениях у нашей расы не отнимешь, — сообщил между тем мсье Кракен и глубоко затянулся. — Кстати, — он красиво выпустил из ноздрей струи дыма и приподнял бровь, — мне обязательно сейчас напоминать вам, что я чудовище, монстр? Демонстрировать свою анатомию и так далее?

— Вовсе нет, — торопливо сказал я, представив, как он расстегивает рубашку, а там — жирно блестящие плоские розовые черви. Извиваются. — Я в курсе.

— Вы в курсе, — задумчиво повторил он. — Конечно. Видели, знаете… Послушайте, чужое соитие… подсматривать за ним… Лично вас это возбуждает?

В его голосе слышался неподдельный интерес, а я почувствовал, что стремительно краснею.

— Судя по залившей вас краске, видимо, да! — удовлетворенно заключил Арест Прозорливович. — Но, между нами, Поль, я отнюдь на вас не зол. Посторонний взгляд, насколько помню, благотворно действовал на мой, выражаясь изящно, тонус. Отчего вы не курите?

— Расхотелось, — сказал я и добавил отчаянно: — Да и табачок, честно говоря, поганенький. Как будто плесенью пахнет.

Жухрай у себя в углу прямо покатился.

— А вы наглец, Поль, мои аплодисменты! — Мсье Кракен, сверкнув глазами, похлопал по крышке портсигара кончиками пальцев и изобразил еще одну узкую улыбку. — Не страшно с огнем играть?

— С огнем? У меня все под контролем. — Я демонстративным щелчком захлопнул крышку зажигалки, прилично уже нагревшейся. — Так чем могу быть полезен?

— Ну, раз вы, отбросив страх перед неведомым, рветесь в бой, считаю, что с преамбулой покончено. Поэтому не буду разводить турусы на колесах. Сразу о бычках.

— О бычках? — переспросил я. Развитая у моих гонителей склонность к иносказаниям время от времени ставила меня в тупик. То Корчагин был, то теперь вот бычки какие-то.

— Да. Возьмем их за рогалики, — усмехнулся Арест Аллегориевич.

— А, в этом смысле…— усмехнулся я в ответ. — Ну, быков, вопреки распространенному заблуждению, разумней брать все-таки за ноздри. Но для начала следует вогнать между ними кольцо.

— За ноздри, горло, жабры и прочие органы, имеющие отношение к дыханию, мы держим вас, mon ami, — тепло заметил мсье Кракен и пристально посмотрел мне в глаза.

Взгляд этот красноречивей всяких слов сообщил, что все его предыдущие кривляния были не более чем игрой в дурачка. И, увы, с дурачком. С самоуверенным простофилей. «Какая досада! — подумал я, — При таком раскладе даже не заблефуешь. Во-первых, правила другие, а во-вторых, все тузы лежат на одних руках. Вместе с козырями. Вот тебе и „червовый марьяжик“!»

Кракен посопел пахитоской и метнул самую мелкую свою козырочку:

— Понимаете, чем это может для вас обернуться? Возьмем, к примеру, нашего нетерпеливого товарища Жухрая. («А не надсадишься?» — отреагировал толстяк, горделиво похлопав себя по животу, за что был вторично награжден протестующим взмахом руки.) Он ведь только о том и мечтает, как бы поскорей пережать вам кислород…— Кракен придал лицу скучливое выражение. — Вспомните об этом, пожалуйста, когда в следующий раз надумаете опасно острить…

Крыть было нечем. Я опустил глаза. Возле ноги притулился печальный Жерар. С него можно было лепить аллегорическую фигуру Безнадежности.

Однако хвостик его задорно торчал вверх.

Вздохнув, я повторил ковбойский фокус с зажигалкой и принялся раскуривать эксклюзивную «RGR Nabisco». Как бы не закашляться с непривычки.