Библиотекарь - Елизаров Михаил

— А что это за собрание и кто там будет? — вдруг отважился я на вопрос.

— Всякие люди. И друзья, и враги… В общем, долго объяснять, — Игорь Валерьевич виновато улыбнулся. — Просто Маргарита Тихоновна просила вас не тревожить, не забивать лишней информацией голову…

Неожиданно вспомнив, что мне вечером «выступать», Игорь Валерьевич оставил меня в покое.

Пока не появилась Маргарита Тихоновна, я просидел на софе, делал вид, что готовлюсь к «докладу», но малевал лишь судорожные каракули на листках, выданных мне Игорем Валерьевичем.

«Раф» тормознул у высоких железных ворот. Над бетонной оградой кудрявилась спираль колючей проволоки. Наш водитель коротко посигналил, и ворота открылись. Мне показалось, мы въехали на территорию какого-то завода, потому что из чуть подсвеченных фонарем сумерек выступали одинаковые, точно коровники, цеховые бараки.

— Вставайте, Алексей Владимирович… — Маргарита Тихоновна к собранию принарядилась в строгий темно-синий костюм, украшенный на лацкане крупной малахитовой брошью, соорудила высокую прическу, подкрасила губы, ресницы и нарумянилась. Только туфли на ней остались вчерашние — черные, с морщинистыми бантиками. — Выходим…

Мною снова овладел страх, и даже деликатное «Алексей Владимирович» уже не успокоило. Нет, я не боялся расправы. Это было предчувствие необратимости происходящего, Рубикона, черты, преступив которую, нельзя вернуться в прежнюю жизнь.

Маргарита Тихоновна повторила призыв, но я, точно оглушенный, не пошевелился. Тогда Саша Сухарев и Таня осторожно взяли меня под руки и практически вынесли из машины.

Нас сразу обступили.

— Приветствую славную широнинскую читальню, — улыбаясь, сказал седой мужчина с величавым маршальским лицом, но одетый совсем не воинственно — в парусиновые штаны и вязаную безрукавку поверх рубашки.

— И вам здравия желаем, товарищ Буркин.

— Как настроение, Маргарита Тихоновна? Видели? Лагудовские опричники… — он указал на стоящих отдельной группкой людей возле потасканной «Волги» с замалеванными таксистскими шашечками: — Наблюдатели хреновы… О, Симонян идет… Здрасьте, Жанна Григорьевна!

Подошла немолодая, похожая на заплаканную армянку, женщина:

— Маргарита Тихоновна, вам товарищ Буркин передал? Колонтайские товарищи прибыли. Полным составом. Все на вашей стороне… Ой! — вдруг вскрикнула она. — А это… не сынок ли Максима Даниловича?

— Нет, Жанночка Григорьевна. Племянник. Вязинцев Алексей Владимирович.

— Можно просто Алексей, — я испытывал неловкость, что Маргарита Тихоновна ведет меня, как слепого.

— Он здесь второй день, — сказала она, — еще ни в чем не разобрался, я пока за него руковожу. Мы его и предупредить не успели, он прямо с корабля на бал.

Симонян молитвенно сложила руки:

— Понимаю… Бедный мальчик.

— Какой мальчик?! — с нарочитой бодростью встрял Буркин. — Десантник! Орел!

— Это точно, — согласилась Маргарита Тихоновна. — Вел себя исключительно героически. А что вы хотите — Вязинцевы!

Снаружи просигналила машина. Заскрипели, открываясь, ворота, и во двор въехал неповоротливый грузовик. Из крытого брезентом кузова, будто из брюха троянского коня, один за другим с солдатской сноровкой выскакивали люди.

— Гореловские пожаловали, — прошептала Симонян.

Я увидел, как Ларионов и Пал Палыч передали наблюдателям пленного Колесова. Окруженный наблюдателями, он сразу обмяк, словно ему подрубили ноги, и повис, цепляясь за рукава, хотя до этого двигался вполне самостоятельно.

Толпа повалила в цех. Кто-то попросил включить свет. Под потолком на железной балке загудели неяркие матовые плафоны. Выпотрошенный, без оборудования, цех напоминал спортивный зал. Оставалась лишь неподвижная черная лента конвейера возле стены, которую многие из вошедших сразу облюбовали в качестве скамьи.

Всего в цех набилось до сотни. Приехавший на грузовике отряд из двадцати с лишним человек — гореловские — стоял особняком. Они производили странное впечатление, как если бы представители технической интеллигенции вдруг одичали до состояния заводской шпаны.

Возле Маргариты Тихоновны собрались уже знакомые мне Таня, Саша Сухарев, усатый Пал Палыч, Игорь Валерьевич Кручина, старик Тимофей Степанович. Вскоре подошли водитель «рафа» Оглоблин и его штурман Ларионов — Федор Александрович и Александр Федорович — зеркальные тезки.

К нам присоединилась семья Возгляковых: мать Мария Антоновна и три ее дочери — Анна, Светлана и Вероника. Эти четыре исполинские женщины смотрелись более чем внушительно. Все они были краснощекие и белобрысые, с одинаковыми носами-пуговками. Рядом с этой могучей ширококостной статью я почувствовал себя узкоплечим и хилым.

Ко мне протиснулся молодой человек.

— Денис Луцис, — представился он. В противоположность Саше, тоже моему ровеснику, этот был точно какой-нибудь аспирант-отличник. Худой и угловатый, в очках, он еще больше моего проигрывал рядом с крепким семейством Возгляковых. — Рад познакомиться.

— Алексей, — в который раз за вечер сказал я и пожал его хрупкую кисть.

— Денис! — позвала Маргарита Тихоновна. — А где Гриша, Марат Андреевич, Николай Тарасович?

— Не смогли они, Маргарита Тихоновна, — зашептал Луцис. — У Дежнева в клинике дежурство, отказаться было нельзя, а Гриша и Николай Тарасович у Вадика Провоторова.

Над повсеместно оседающим шумом прорезался одинокий мужской голос:

— Тишина! Прошу тишины, я не могу кричать! — Он выждал несколько секунд: — Товарищи, на повестке дня, а точнее вечера, два иска…

— Это Терешников, — шушукнул мне на ухо Луцис. — Наблюдатель по региону, вроде судьи…

Маргарита Тихоновна строго глянула на нас, и Денис замолчал.

— Первый иск поступил от широнинской читальни. Исполняющая обязанности библиотекаря товарищ Селиванова, пройдите на середину… Параллельный иск от гореловской читальни, библиотекарь товарищ Марченко… Прошу вас, — Терешников сделал приглашающий жест. От гореловского отряда отделился мужчина, похожий на гневливого начальника отдела. На щеке его красовалась то ли свежая гематома, то ли родимое пятно малинового цвета.

— Тамбовский волк ему! — крикнул невидимый балагур, в толпе засмеялись, а Терешников скривился:

— У нас, конечно, не суд, но и не балаган. Больше серьезности. Три трупа, между прочим…

— Пять, — звучно поправила Маргарита Тихоновна. — Прибавьте еще двоих.

— Товарищ Селиванова, — сказал Терешников, — насколько я понял из рапорта, вы обвиняете гореловскую читальню в попытке насильственного захвата Книги Памяти…

— А также в убийстве нашего библиотекаря Вязинцева и читателя Егорова.

Терешников изобразил на лице умеренную скорбь:

— Полгода назад мы все здесь оплакивали товарища Вязинцева… Вы знаете, Совет проводил дополнительное расследование. Вязинцев стал жертвой уличных хулиганов. И ваш читатель Егоров, если мне не изменяет память, погиб под колесами какого-то подвыпившего мерзавца, подло сбежавшего с места происшествия. В этих трагедиях можно винить тотальную бездуховность нашего общества, высокий криминогенный фактор, царящий в стране… — Терешников посуровел. — Но вчера гореловская читальня потеряла троих! Я очень надеюсь, у вас найдется достаточно доказательств, чтобы оправдать этот поступок.

Народ в цеху зашумел, обсуждая услышанное. Марченко насуплено кивал словам Терешникова.

— Несомненно, — Маргарита Тихоновна грозно уставилась на Марченко. — Доказательства будут сегодня предоставлены собранию!

— Итак, — огласил Терешников. — Кто хочет начать? Товарищ Селиванова, вы?

— Пускай он!

— Уступаю это право коллеге, — нашелся Марченко.

Терешников поморщился:

— Мы не в школе. Отставить препирательства… Хорошо, заслушаем Селиванову!

Маргарита Тихоновна, чуть прокашлявшись, начала:

— Нынешнее происшествие уходит корнями в события двухлетней давности, когда при странных обстоятельствах нашего читателя Павла Егорова сбил шальной грузовик, — так заключила, исходя из травм, медицинская экспертиза. Я не спешу делать выводы по поводу грузовиков и замечу сразу: факт, что именно этим видом транспорта пользуется гореловская читальня, не является для нас доказательством их вины…

Марченко буркнул:

— И на том спасибо…

По цеху прокатился гул, непонятно, поддерживающий или осуждающий его ремарку.

— Тишина! — строго произнес Терешников и кивнул Маргарите Тихоновне: — Продолжайте.

— Действительно, грузовиков в России много, пьяных водителей тоже хватает, и один задавил нашего товарища Павла Егорова. Несчастный случай. А через месяц здесь, в этом зале товарищ Марченко предложил Максиму Даниловичу принять к нам одного достойного человека, Бориса Аркадьевича Шапиро, происходящего из северодвинской читальни.