Незнакомцы - Кунц Дин

Лагуна-Бич, Калифорния

Доминик Корвейсис уснул в постели, безмятежно раскинувшись под легким шерстяным одеялом и свежей белой простыней, а проснулся в темном чреве гардероба в прихожей под куртками и пиджаками, скрючившись в защитной позе эмбриона. Кулаки его были крепко сжаты, шея и плечи ныли от перенапряжения во время дурного сна, вспомнить который он, однако, не мог.

Не помнил он и того, как покинул свой удобный матрац, хотя само по себе ночное путешествие его не удивило: в последнее время такое с ним случалось уже дважды.

Сомнамбулизм, или блуждание во сне, феномен весьма опасный, занимал людей во все времена. Доминик заинтересовался этим загадочным явлением с тех пор, как стал его безвольной жертвой. Как выяснилось, о лунатиках упоминается даже в письменах, датируемых тысячелетиями до нашей эры. Древние персы верили, что блуждающее тело ищет покинувшую его душу, европейцы мрачного Средневековья усматривали здесь козни дьявола или проделки оборотней.

Доминик Корвейсис не придавал большого значения свалившейся на него напасти, хотя и был несколько обескуражен. Но, будучи писателем, рассматривающим любые новые впечатления как материал для грядущих беллетристических опусов, он был, конечно, заинтригован полуночными праздношатаниями, надеясь извлечь из них пользу.

Тем не менее в настоящий момент плоды лунатизма были весьма горькими: морщась от расползающейся по голове и рукам боли, Доминик на четвереньках выполз из своего убежища и, преодолевая судороги в ногах, не без усилия распрямился.

Хотя он и понимал, что сомнамбулизму подвержены как дети, так и взрослые, но все равно ощущал некоторую неловкость, словно мальчишка, намочивший во сне постель, и потому решил принять душ.

Голый по пояс, в одних пижамных штанах, он прошлепал босиком через коридорчик, гостиную и спальню в ванную и взглянул на себя в зеркало: вид у него был не лучше, чем у беспутного матроса, вернувшегося на свой корабль после недельного безудержного загула.

На самом же деле Доминика нельзя было отнести к отчаянным греховодникам: он не курил, не чревоугодничал, не употреблял наркотиков, пил в меру и был щепетилен в отношениях с женщинами. Только теперь ему вдруг вспомнилось, что он не был близок ни с одной вот уже четыре месяца.

Помятым и выжатым как лимон Доминик выглядел лишь после своих ночных блужданий, всегда крайне изнурительных, поскольку в такие ночи он не знал покоя.

Присев на край ванны, он осмотрел ступни, нашел их в меру чистыми, без царапин или порезов, и с облегчением сделал вывод, что сегодня не выходил во сне из дому, как, к счастью, и в двух предыдущих случаях, хотя и обошел наверняка весь дом несметное число раз.

Горячий душ смыл неприятные ощущения, и Доминик вновь превратился в стройного тридцатипятилетнего мужчину, еще не утратившего способность быстро восстанавливать силы, по крайней мере соответственно своему возрасту. А после завтрака он вообще ощутил себя почти человеком и даже вышел с чашкой кофе во внутренний дворик, чтобы полюбоваться городом и океаном. В кабинет он вернулся полностью уверенным в том, что причиной его злоключений является работа. И не столько даже сама работа, сколько неожиданный успех его первого романа «Сумерки в Вавилоне», который он завершил в минувшем феврале.

Его литературный агент выставил «Сумерки» на торги, и, к удивлению автора, издательство «Рэндом-Хаус» не только немедленно заключило с ним договор, но и расщедрилось на довольно приличный для первой книги аванс. Вскоре были куплены и права на экранизацию произведения, что позволило Доминику расплатиться за дом, а Литературная гильдия даже включила роман в список лучших книг года.

Доминик корпел над романом не один месяц по шестьдесят, семьдесят и даже восемьдесят часов в неделю, не говоря уже о десятилетии, ушедшем на его созреваниедля создания такой вещи. И до сих пор он все еще чувствовал себя счастливчиком, в одну ночь превратившимся из бедного благородного литератора в знаменитость.

Порой, поймав свое отражение в зеркале или в посеребренном солнцем окне, Доминик задумывался, достоин ли этот растерянный везунчик свалившегося на него счастья. Порой же его охватывало предчувствие катастрофы: столь шумный успех и слава заметно расшатали его нервишки.

Как встретит роман критика? Оправдаются ли расходы издательства? Не осрамится ли он как автор и сможет ли написать новую книгу? Не отвернется ли фортуна от него навсегда?

Подобные вопросы преследовали Доминика на протяжении всего дня, что давало основание предполагать, что и ночью, когда он спал, они не оставляют его в покое, вынуждая искать убежище от постоянного беспокойства, уголок, где он мог укрыться и отдохнуть от мучительной тревоги.

Доминик сел за компьютер и вызвал из первого диска своей новой книги восемнадцатую главу, название которой он пока не придумал. Накануне он закончил работу на середине шестой страницы и сегодня намеревался продолжить с того же места. Но, к его изумлению, страница была уже заполнена до конца: на экране светились незнакомые зеленые строчки.

Доминик тупо уставился на них, не веря глазам, потом по его спине пополз холодок. Но причиной мурашек были вовсе не новые строчки, а их содержание. Мало того, появилась еще одна заполненная страница, хотя он точно помнил, что еще не придумал ее. А также и восьмая.

Ладони Доминика стали липкими от пота, едва он пробежал новый текст, всего из двух слов: «Мне страшно».

Напечатанное в разрядку, с учетверенным интервалом между строками, по четыре раза в строке, тринадцать строк на шестой, двадцать семь на седьмой и двадцать семь на восьмой странице, это предложение повторялось двести шестьдесят восемь раз. Поскольку компьютер не мог сам придумать такое словосочетание и глупо было бы предположить, что некто тайно проник в дом ради хранящейся в памяти машины новой книги, Доминик решил, что это он сам и напечатал столь странное предложение во сне двести шестьдесят восемь раз, а проснувшись, все забыл.

«Мне страшно».

Но все же: чего он испугался? Лунатизма? Бесспорно, малоприятное ощущение, есть от чего прийти в недоумение, особенно когда просыпаешься в гардеробе, спрятавшись под одежду. Но все-таки это не Страшный суд, чтобы так панически бояться!