Вам возвращаю Ваш портрет - Дмитриев Борис

Войдем и мы в храм Божий, внутренне повторяя удивительные слова из херувимской песни: «Всякое ныне, ныне житейское, отложим попечение, отложим попечение». Наверное у всех это по—разному, меня же, однако, невероятно волнуют запахи старинных православных церквей. Эти запахи создавались на протяжении многих веков. Они вобрали в себя неисчислимые слезы и радости неисчислимых прихожан, запахи венчальных свечей и погребальных каждений. Вдохнем в себя этот благодатный, ничем неистребимый запах священной Софии Киевской.

Когда, после сдержанных настроений внешнего облика храма, человек оказывался под его сводами, перед взором совершенно неожиданно открывалось непостижимо яркое, по своей палитре и освещенности, набранное разноцветной смальтой изображение святых. Этот перепад тонов и настроений был настолько фантастически резок, что паломник, оказавшись под сводами собора, невольно испытывал потрясение огромной силы. Контраст между внешней монументальной сдержанностью памятника и внутренней его роскошью действовал неотразимо, он повергал человека в неописуемый восторг. Именно в этом состоял стержневой эстетический принцип воздействия древнерусского шедевра. В те благословенные времена гениальные зодчие были еще и мудрыми психологами, они начинали работать со зрителем уже на подступах к своим бессмертным творениям. Загодя готовили эмоциональный настрой, чтобы в решающий момент нанести сокрушительный удар, поразить в самое сердце. Ничего этого не знал, не понимал, не мог прочувствовать в чужой для себя культурологической среде неутомимый реформатор Петро Могила. Все работы по возрождению Киевских святынь проводились наспех, второпях, руководствуясь заимствованными с римского запада требованиями внешней красивости. Так часто, за красивой, размалеванной внешностью иного человека, скрывается абсолютно пустая, бездарная личность.

О внутреннем убранстве многострадальной Софии Киевской

— Премудрости Божией написана большая литература, в том числе и толковая. Я не стану описывать все великолепие ее благородных интерьеров, остановлюсь лишь на главной святыне, во имя которой, собственно говоря, и сооружался сей великолепный храм.

Вот не могу удержаться, чтобы не привести свидетельство духовного писателя девятнадцатого века Андрея Муравьева, посетившего Софию: «Переступи порог и дохнешь иной жизнью; пусть замкнутся за тобою медные врата западные, и за ними мир: иди все к востоку, к той Нерушимой стене, которая осенила собою Церковь и Русь; и когда в алтаре соборном, на сводах горнего места, встретит тебя, с воздетыми к небу руками, Молитвенница земли Русской, которой еще молился великий Ярославль — тогда пади пред нею в безмолвном восторге, и выскажи свое сердце, если есть еще слова в такие минуты!».

Центральным персоналием Софии Киевской является мозаичное изображение Богоматери Оранты, расположенное над горним местом главного алтаря собора. С незапамятных времен это изображение именуется христианами Нерушимой стеной. Во всей искусствоведческой и религиозной литературе установившиеся наименование трактуется как свидетельство нерушимости святого храма, прошедшего через вековые испытания и, соответственно, как порука нерушимости города Киева. Дескать: доколе стоит в Софии Нерушимая стена, быть и Киеву. Еще считалось, что всякому, кто хоть раз в жизни взглянул на Чудотворную Оранту, проведением сообщалось Небесное заступничество. Я же, однако, сомневаюсь, что создатели этого уникального образа были так уж озабочены судьбой города Киева, ибо все их творческие устремления обращались все—таки к прекрасному Небу. Согласитесь, никакие земные радения не способны мобилизовать человека, на создание шедевра, подобного уровня. И вот открываю тайное. Изображение Богоматери на центральной алтарной стене, с ограждающее поднятыми руками, есть ничто иное, как нерушимая преграда, стоящая между нами и Царствием Божием. Приходите в Софию, мобилизуйте свое воображение, постарайтесь проникнуть за образ Оранты и перед вами отворятся чертоги Небесные. Дело в том, что Пресвятая Богородица, даровавшая миру в непорочном зачатии Иисуса, пребывает как бы на рубеже — между Богом и человеком. Она связывает наше земное бытие с предвечностью Божией. Однако заглянуть в Царствие Небесное из этого грешного мира весьма затруднительно, подчас и невозможно. Здесь требуются усилия высочайшего духовного напряжения, по плечу только избранникам Божиим — праведникам, святителям, религиозным поводырям. Вот и названа была Софиевская Оранта Нерушимой стеной.