Вам возвращаю Ваш портрет - Дмитриев Борис

Петька, мастерски заворачивая из газетной осьмушки заготовку под «козью ногу», философски заметил:

— Трудновато будет из пролетарской бедноты по настоящему благородных командиров для революции наколбасить. Потом, распалив не торопясь самокрутку и сделав пару глубоких затяжек, продолжил мечтательно:

— Это же каждому суконные портки подавай, рысаков дорогих, да золоченых сабель с эполетами понавешивай. Еще к французскому языку пристрасти, научи шикарно с бокалов шампанское пить, да с бабами по—кавалерскому обходиться. Денег на все это уйма потребуется, заморишься даже считать сколько. В нашем полку на кадровых сборах поручик благородный служил, так у него один только золотой портсигар дюжину тельных коров стоил. Представляете, если в Чапаевской дивизии за каждым бойцом по дюжине буренок выстроится, перед таким македонским нашествием любой противник дрогнет, без боя падет.

Не понятно, то ли в шутку, то ли всерьез вывалил на всеобщее обозрение свои отнюдь не ординарные соображения посоловевший от крепкого самосада стратег.

Василий Иванович, озадачено почухав затылок, с нескрываемым удивлением посмотрел на забалдевшего мечтателя, даже не предполагая в своем ординарце таких фундаментальных знаний о военном искусстве.

— Может ты еще фалангу из озерных жаб выстроишь, шалопай македонский, — приструнил ординарца Чапай. — Прекрати балаган, нечего дурачком представляться, немедленно отправляйся в расположение, выполнишь боевое задание. Найдешь в пулеметной роте кашевара Арсения, закажешь от моего имени добрых харчей для вечернего застолья. Обязательно добудь свежий икорки и балычка осетрового, впрочем, не мне тебя учить, сам разберешься. А вечерком, в полной выправке, приходи вместе с Анкой в Разлив. Ихнее благородие, которое на ужин пожалует, без прислуги жрать не приучено. Пущай пособит у стола, поухаживает, повыписывает гладкой задницей перед белой дворянской костью. И это все, принимай к исполнению, как боевой командирский наказ. Петька с готовностью вихрем поднялся из—за стола, сделал под козырек и строевым шагом поспешил к коновязи, исполнять боевое задание. В одно касание метнул свое крепкое тело на жующего сочную зелень коня, дал ему шпору и тот, сплюнув зеленую пену, галопом помчал седока.

Между тем, отсутствие золотого перстенька и сомнительные намеки на каких—то необычайных гостей, не очень веселили ординарцу душу. Подозревать комдива в крохоборстве до сегодняшнего дня не было веских причин, но ведь люди меняются, разные наступают порой времена. Тем более, что в последний месяц с Чапаем творится что—то явно неладное. Часто бывает задумчив, зачем—то уединяется и все больше ехидненько улыбается, как будто таит в себе что—то. В любом случае, если зажилит колечко, ни за что не спущу, обязательно поквитаюсь. То ли коня, то ли шашку упру среди ночи. Я ему не Кашкет, не привык в дураках оставаться.

Вот в таком боевом настроении, Чапаевский любимец проследовал в расположение победоносной дивизии.

Глава третья

Читателю, дабы свободно ориентироваться в оперативной обстановке, полагается знать, что легендарная Чапаевска дивизия, в которой выпала редкая удача нести почетную службу красноармейцу Чаплыгину, являлась не совсем обычным армейским формированием. Дивизия, разумеется, была ударной революционной группировкой и принимала активнейшее участие во всех фронтовых баталиях, но она еще была и особого рода учебно—тренировочной базой, на которой верховное командование отрабатывало самые перспективные заделы пытливой стратегической мысли. В полках без устали отрабатывались прогрессивные новшества, помогавшие поднимать боевой дух и военно—патриотическую выучку всего личного состава. И это наряду с настойчивым освоением секретных образцов военного оружия, небывалой поражающей мощности. В самом штабе дивизии ни на минуту не затихал широкий поиск свежих идей, способных отвечать задачам революции. Любой штабной писарь пребывал в постоянной готовности выдавать на гора фантастические проекты, в сравнении с которыми все старые военные доктрины отступали на задний план, выглядели убого и беспомощно.

Чего стоила одна только грандиозная программа, развернутая на базе второй экспериментальной конюшни, под руководством известнейшего селекционера—новатора Розенблада Моисея Христофоровича. Исследователи, что называется, со дня на день ожидали появления на свет уникального потомства изпод каурой красавицы Насти, которое должно будет положить начало элитной породы длиннотуловищных боевых рысаков с багряными хвостами и гривами. На хребтинах этих знатных чудо—коней свободно сможет размещаться от четырех до семи хорошо вооруженных красных всадников. Предполагалось на крупах несокрушимых богатырей закреплять по станковому пулемету, в результате чего практически возникал безрельсовый бронепоезд, способный в глубоких тылах крушить и деморализовать любого противника. Уже композиторы написали, а духовые оркестры на память разучили специальный гимн победителей, для приветствия ожеребившейся Насти и серьезно ставился вопрос о сооружении героине при жизни бронзового изваяния.