Вам возвращаю Ваш портрет - Дмитриев Борис

Глава вторая

Василий Иванович не без внутренней иронии выслушал неожиданное замечание Создателя, после чего легким прыжком соскочил с ольховой коряги и аккуратненько опустил разогретый мобильный телефон в глубокий карман галифе. Он оголил до половины, навостренную денщиком накануне командирскую шашку, но от чего—то передумал и кистевым броском возвернул в ножны клинок. Впереди предстояла серьезная, ничуть не уступающая войсковой, операция по разоблачению и вынесению приговора проворовавшейся контре. Но для этого необходимо будет привлечь на совет безукоризненно честных, толковых людей, которых, откровенно говоря, в дивизии было не так уж и много. Не просто разыскать секретных пролетариев, которые не заздрятся на чужое добро, когда сама революция начиналась с невиданного грабежа. Личный состав группировки подобрался такой, что стоит на миг зазеваться, седло из под задницы уведут. И кто же в таком разе имеет моральное право выдвигать обвинения против рыжей канальи.

Можно будет, конечно, по такому пожарному случаю запросить в Разлив Алешку Стаханова, неизбывную гордость дивизии, который уголек для строек коммунизма героически колупал. Можно заодно подключить и знаменитую Пашу Ангелину, которая не щадя своих девичьих сил, растила пшеничку для отважных рабочих, возводивших из бетона и стали неприступные силуэты плотин наших великих электростанций. Тех самых, которыми нынче без зазрения совести торгует барыга Чумайс. Правда, злые языки утверждают, что Стаханов с Ангелиной не столько для дивизии антрацита и харчей раздобыли, сколько с Фурманова потом большевистских пособий востребовали. Однако люди они знаменитые, с ног до головы орденами почета увешаны, на экранах кино и в центральных газетах прославлены, на кого, как не на них опереться в годину больших испытаний.

Погруженный в глубокие размышления относительно революционных путей строительства коммунизма, относительно беспримерной доблести героев труда, Василий Иванович наполеоновским ходом устремился наверх, к командирскому шалашу, имея твердое намерение посчитаться с заклятым врагом пролетариев. Неожиданно, вне всякой связи с предстоящими военными баталиями, Чапаю припомнились теплые Анкины груди, их бархатная мягкость и трепет сосцов. Возникло огромное желание не просто припасть к ним в жарком чувственном поцелуе, но по—детски окунуться в их материнское уютное безмятежье. В который раз уже необузданная фантазия стала предлагать интимные сцены любовных страстей, в объятьях длинноногого щеголя из верховной ставки или личной охраны товарища Крупской. Картины возникали одна смелее другой, наконец, обуреваемый ревностю, легендарный рубака выхватил сверкнувшую шашку и полоснул под самый корень подвернувшийся прибрежный ивняк. Выматерился для порядка Чапай и едва ли не галопом рванул к шалашу.

За центральным пеньком, уронив рыжую голову на дубовою столешницу, обреченно ожидал своей участи, с туго перевязанными за спиной руками, притаившийся пленник. Конские ременные вожжи от спутанных рук были предусмотрительно протянуты и зашморгнуты на забитый в землю обрубок оглобли. Кашкет с регулярной периодичностью отвлекался от служебных обязанностей, наведывался к пеньку и выделял по рыжей балде то шалобон, то подзатыльник, при этом для чего—то цокал плоскогубцами и повторял: «У меня, брат, все, как в кремлевской больнице». Еще издали заприметив приближающегося Чапая, денщик шустрее веника подскочил к командиру и радостно продемонстрировал свой бойцовский инструментарий.

Василий Иванович, не обращая никакого внимания на вертевшегося вокруг него денщика, и даже не взглянув на плоскогубцы, стремительно подошел к центральному пеньку и делово поинтересовался у ординарца: «Как он здесь без меня, не балует?».

— Почему же не балует, делал контра попытки акциями какими—то буржуйскими соблазнить. Я ему слегонца выписал пару неразменных казначейских билетов, похоже, даже зубок один золотой заглотил, теперь успокоился, благополучно сидит и не хрюкает.

— С пленником, Петька, сурово поступать без суда, пожалуй, не следует. Хотя поменяйся местами, попадись ты к нему на расправу, уж он без стеснения все зубы под чистую прикладом бы провалил. Вот так то, боевой мой товарищ. Если хочешь уважить комдива, по—братски, поделись своим табачком. Трубку давненько уже не курил, она у меня недавно вернулась из дальнего плавания, вместе с Колумбом искала Америку.