Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга I - Штерн Борис

«Тю. Такое…»

Три оранжевые бабы с Семэном и Мыколой в панике бегут в поля (потом расскажут, что за штыковыми лопатами, чтобы заблукавшего фашиста бить, — на самом деле драпали). Даже Гайдамаке стало не по себе, — хотя он к этим «Королевским Тиграм» с малолетства привык, они рядом с его хатой в своем ангаре ночевали, а днем под окном туда-сюда ездили, но все равно жутко через столько лет опять увидеть это страхолюдие а ля натюрель.

Но вот Гайдамака начал что-то соображать, поставил «Кольнаго» поперек свежего асфальта и, преградив таким образом танкоопасное направление, бросился на «Королевский Тигр» с кулаками и криком:

— Куда прешь по асфальту, варвар?! «Королевский Тигр» вроде бы смутился, стал давать по тормозам и отворачивать рыло — но как-то так неуклюже, что опрокинул «Кольнаго» и, завершая разворот, проутюжил велосипед так, что аж реголит из-под гусениц веером брызнул, и у всех на зубах захрустело. И остановился на завоеванном плацдарме, как его тут вкопали. Хорошо, что Гайдамака успел отскочить и обошлось без человеческих жертв.

Вот все стоят, смотрят, ждут, реголит жуют.

Наконец, с лязгом откидывается крышка тигрового люка, и является народу явление: черпая фигура эсэсовца в черной пилотке с черепом и костями.

На первый взгляд, оно-то, конечно, страшно… Но на второй взгляд — эсесовская эта фигура очень уж какая-то несерьезная: вся курносая, рыжая, конопатая и похожа не на белокурую бестию, а скорее на обычного разболтанного вологодского дембеля в ожидании приказа Министра обороны СССР (кто тогда приказывал?) маршала Устинова (а имя-отчество?) Димитрия Федоровича, на которого вскоре после его торжественной кончины разменяли город Ижевск, но потом при Горбачеве опомнились и переиграли в обратную сторону.

— Що ж ты наробив, козел? — не очень еще уверенно спрашивает Гайдамака.

Конопатая вологодская бестия молчит, будто реголита в рот насовал или по-русски не понимает.

— Ты ж мне «Кольнаго» раздавил!.. — не сердится, а даже как бы удивляется Гайдамака.

Эсэсовец спрыгивает с танковой брони на развороченный асфальт, утирает ряху черной пилоткой с черепом, невозмутимо закуривает прилуцкую «Приму» из красной пачки, обходит место сражения и с гордым западенским акцептом подтверждает:

— Ото наробив! Заподлицо з асфальтом!

И смотрит так, будто ожидает командирского вознаграждения за свою качественно выполненную работу.

— Дурак ты, что ли?

— Да не так чтобы… Под дурака работаю. А вы не волновайтеся, вуйку!^[1] Чего вы волноваетесь? Ну, велосипед — вуй с ним! Составим акт, вам новый велосипед куплять.

— Да это ж дисковый «Кольнаго», Италия! — орет Гайдамака. — Он же десять тысяч стоит, скотина!

— Карбованців?! — удивляется эсесовец.

— Дурак, долларов!

— Стоп, вуйку, — вполголоса говорит эсесовец. — Это вы сильно загнули. Говорите режиссеру: п'ять. П'ять тыщ. Как раз на «жигуль». Вон, бачите, ихний главный режиссер едут — Эльдар Рязанов, пузатый. У него завжды в кино дорожные катастрофы. Они богатенькие буратины, сейчас он вам возместит все убытки.

И точно: к месту катастрофы по стратегической трассе «Киев — Одесса» катит средневековый «Мерседес-бенц» с херрами дойчланд официренами, за «Мерседес-бенцем» — грузовой «Опель», по завязку набитый немецко-фашистскими оккупантами, за «оппелем» — янки и томми в американских «джипах», а во главе всего этого смешанного военного контингента стоит в «Мерседес-бенце», выставив свое знаменитое пузо, не менее знаменитый и заслуженный советский кинорежиссер Эльдар Рязанов (руки переплел на грудях, пальцами чешет в подмышках, похож на Геринга) и сладострастно наблюдает последствия танкового сражения.

— Киностудия какая? Одесская или киевская? — быстро спрашивает Гайдамака.

— Берите выше, вуйку. «Мосфильм» совместно с какой-то итальянской фирмой.

— О!

— Во! — показывает эсэсовец большой палец.

— А что он тут снимает? — соображает Гайдамака. — Героическую оборону Одессы?

— Какое!.. Взятие Парижа союзниками. Я ж вам чистым русским языком на суржике объясняю: они богатенькие. А с меня, дурака, какой спрос? Отсудите у них заместо старого велосипеда новый итальянский «Фиат», а мне «спасибо» скажете и бутылку поставите. Я вам хорошо советую.

— Ты уж молчи, страна советов, — бурчит Гайдамака, а сам про себя думает: «Стоп, себе думаю, а не дурак ли я? Этот дурак правильно говорит».