Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга I - Штерн Борис

Прошло три дня, он не возвращался. Филера в панике метались по городу. Опечаленная графиня Л. К. уже решила, что африканец разлюбил ее и никогда не вернется, но прибежала Люська и рассказала, что видела негра арестованным в автомобиле самого начальника врангелевской контрразведки. Люська даже побоялась помахать ему рукой.

— Mepтвi бджоли не гудуть,^[6] — мрачно прокомментировал Сашко.

Графиня не верила в гибель Гамилькара, приходила в бухту, смотрела на пароходик с названием «Лиульта Люси».

Пароходик молчал. Африканец не появлялся. Пахло медузами и гниющими водорослями. Утром на палубу выходили мрачные оборванцы и шуровали швабрами.

Однажды появился сэр Черчилль с круглыми ярко-красными бинокулярными глазами на бульдожьей морде. Он куда-то пропадал на несколько дней и возвращался на пароход, дрожащий и виноватый, как утренний пьяница. Он косолапо прошелся по палубе, отдышался, потом раскрыл прозрачные перепонки, тяжело взлетел, сел на пароходную трубу и принялся наблюдать за матросами.

Графиня Л. К. впервые видела купидона живьем. Ничего общего с сусальными картинками. Сэр Черчилль остановил взгляд на графине, долго и внимательно разглядывал ее в свой кровавый бинокль. Графиня не выдержала этого зловещего взгляда и отвела глаза. Черчилль отвернул перископ, слетел с трубы на палубу и удалился в трюм.

На следующее промозглое утро оборванцы, превратившиеся от угольной ныли в негров, грузили уголь. Графиня смотрела, как негры в сером тумане грузят уголь. Сэр Черчилль опять сидел на трубе, светил своими красными фарами, чистил ядовитые иглы и уже не так злобно поглядывал на графиню Л. К. Потом негры, Не стесняясь взгляда графини, разделись догола и отмывали пароход и друг друга от угольной пыли под струей воды из шланга. Графиня не отвернулась. Ей вспомнилось детство, букварь: «Ма-ма мы-ла Ма-шу. Ма-ша мы-ла Ра-му. Ра-ма мы-лил Ма-му».

Негры отмылись, опять стали беленькими и принялись хохотать, демонстрировать графине свои достоинства: у меня такой! А у меня вот какой! И жестами приглашать ее на корабль. Достоинства были самые разные… Графиня не отвернулась и всех внимательно осмотрела, чем смутила команду и вызвала на себя град ругательств. Кутаясь в шаль, она отправилась в штаб Врангеля. Это был не штаб, а проходной двор. Там было тепло, потому что штабные крысы жгли архивы перед приходом большевиков. Доложили Петру Николаевичу (генерала Акимушкина не было):

— Графиня N-Кустодиева, вдова полковника N. (Графиня назвалась своей девичьей фамилией.) Черный барон любезно вышел к вдове героя Брусиловского прорыва.

Вдова сказала Врангелю:

— le Negre du czar^[7] исчез.

«Опять этот le Negre du czar, — тоскливо подумал Врангель. — Что этот негр вдове Брусиловского прорыва? Toutes les femmes distinguees^[8] большие суки. А впрочем, этот негр молодец, а еще говорят, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. И faut savoir s'y prendre».^[9]

Но Главнокомандующий не спросил, что общего у русской графини Кустодиевой с африканским негром. И так все ясно. В последний раз негра видели в автомобиле генерала-естествоиспытателя Акимушкина. Нехороший, но верный признак: перед расстрелом генерал имеет привычку катать обреченных по городу и показывать достопримечательности. Не всех, конечно, а тех, которые ему нравились, но таких было немного. Акимушкин, как и все естествоиспытатели — как и Брем, Дарвин, Линней, Кювье, Пржевальский, — больше любил животных.

ГЛАВА 4. Таинственный остров

Весь андроповский год было о чем рассказывать — как бабы драпали, как Гайдамака под «Королевский Тигр» бросался, как снимали в Гуляе эксцентрическую кинокомедию об освобождении Парижа и как Гайдамака получил за это танковое сражение на новой дороге Переходное Красное Знамя от гуляйградского райисполкома.

Не скучно было.

С «Фиатом», понятно, ничего не получилось, и бутылку «андроповки» Гайдамака дембелю не выставил (да и где было искать того вологодского дембеля с западенским акцентом?), потому что жадная итальянская кинофирма умело умыла руки — тамошний адвокат сеньор Помидор Маккарронии как дважды два доказал, что итальянский «Кольнаго» погиб в тылу российской территории на земле Украины при взятии французской столицы англо-американскими войсками, и итальянцы тут совсем ни при чем и не собираются платить «Фиатами» репарации за чужие военные преступления — пусть платит канцлер Аденауэр или, на худой конец, генерал Эйзенхауэр.