Несущая свет. Том 2 - Гиллеспи Донна

Когда наступили самые короткие в году дни, над притолоками всех хижин и шатров в маленькой деревеньке, расположившейся вокруг озера, прибили ветки вечнозеленых хвойных деревьев — символы того, что весенняя зелень вновь возродится в этом году. Это были чары, заклинающие приход весны. В День Солнцестояния приозерная община сложила огромный праздничный костер из бревен и зажгла его, что тоже являлось своеобразным заклинанием света, долженствующего вернуться в мир после лютой мрачной зимы. В деревеньке пили мед, присланный женщинами знатных родов из племени тенктеров. На пиру в честь Праздника Вепря подавали ритуальное овсяное печенье, испеченное в форме кабанчиков — потому что люди в этом священном месте не употребляли мяса в пищу. На праздник колядок Ауриана приехала с острова в деревню, она долго сидела перед дотлевающими дубовыми бревнами, разложенными Хельгруной, и явственно ощущала в этот момент горечь полного одиночества, ее одолевали страхи за судьбу матери и Деция. В минувшие годы Ауриана часто гадала о событиях наступающего года по очертаниям красных тлеющих угольков ритуального костра, но то, что она увидела сейчас, было невыносимо для ее сознания: новый год предвещал мрачные события и катастрофы, об этом явственно говорили уродливые страшные очертания красных углей, похожие на пятна крови.

Через два дня начались обильные снегопады, белым покрывалом оделась мерзлая увядающая земля, а затем ее покрыли высокие топкие сугробы. Большие шапки снега пригнули лапы елей и маленьких сосенок к земле. «Они так похожи на меня, — думала Ауриана, — их ветви гнутся под тяжестью непосильного бремени, и точно так же, как мне, им не суждено освободиться от этого бремени, пока не наступит весна». Снегом занесло все пути и дороги, ведущие через лес, так что ни один путник, кроме самого отчаянного и решительного, не мог пробиться в деревню. В этом году Ауриана возненавидела зиму, она обостряла ее ощущение изолированности от своего народа.

Всю зиму озеро не замерзало, его спокойная гладь оставалась черной, как ночь — это происходило из-за теплых подземных источников, питавших священный водоем. Наконец, снежные бураны и вьюги поутихли, и многие пути впервые за долгое время снова стали проходимыми. И в ту пору, когда Ауриана, казалось, была близка к умопомешательству от отсутствия каких-либо известий из дома, в деревню прискакала Фастила вместе с шестью послушницами святилища Ясеневой Рощи, в котором сама она в свое время воспитывалась. Это произошло на девятый день третьей лупы нового года. Ауриана уже была на сносях и не делала далеких прогулок, довольствуясь тропинкой, ведущей вокруг острова. Фастила явилась в отсутствие Рамис, которая отправилась в земли бруктеров, чтобы свершить суд над человеком, обвинявшимся в поджоге святилища.

Хельгруна перевезла Фастилу через озеро. Ауриана была удивлена, увидев подругу одетой в серый балахон и серебряное витое ожерелье — это было одеяние Жрицы Ясеня. После того, как Фастила обняла и расцеловала Ауриану, она объяснила, что не хотела после позорного изгнания Аурианы из племени оставаться в рядах воинов и вернулась к тихой спокойной, регламентированной священным ритуалом жизни в святилище своей матери.

Ауриана сразу же заметила, что в черных глазах Фастилы не видно было больше озорных огоньков. Она больше не говорила взволнованной скороговоркой, захлебываясь словами; теперь ее речь была рассудительной и спокойной, как будто она отмеривала необходимые доли целебных трав, делая какую-то волшебную мазь. Лицо Фастилы приобрело выражение зрелой женщины, опытной и основательной в своих рассуждениях о жизни.

Фастила уселась на медвежью шкуру, расстеленную у костра перед хижиной Аурианы, и та молча ждала, пока подруга снимет свои теплые с начесом сапоги из телячьей шкуры и завернет окаменевшие от холода ноги в шерстяное одеяло. Затем Фастила с наслаждением сделала большой глоток из чаши с хмельным медом и приготовилась к вопросам Аурианы.

— За Ателинду тебе нечего бояться, она под надежной защитой, — произнесла Фастила, отвечая на первый вопрос Аурианы. — Гейзар пытался потребовать от нее двести коров в качестве возмещения за твое «злодеяние», но дружинники помешали ему. Теперь же они спят в сенях усадебного дома, положив рядом с собой оружие. Однако, сто ваших коров замерзло — весной обнажатся разбросанные по пастбищу белые кости павшего скота. Гейзар же не удовлетворился этим, он проклял ваш урожай. Его подлости, его ненависти к вашей семье нет конца.