Темный горец - Монинг Карен Мари

    «Так, дай мне разобраться», широко раскрытые глаза Хло прояснились некоторое время спустя, «ты воспользовался камнями, чтобы вернуться назад во времени и - о! Вот что значила та цитата в Кодексе Мидха о человеке, который идёт по мосту, что обманывает смерть! Мост - это Бан Дрохейд, в переводе 'белый мост', потому что ты можешь пройти по нему назад во времени, и отменить чью-либо смерть. Эта цитата была о тебе».

    «Да, милая».

    «Так ты спас жизнь Драстена, но поскольку ты нарушил клятву, которую дал Туата Дэ Данаан, ты закончил тем, что выпустил на свободу древнее зло?»

    Он осторожно кивнул.

    «Хорошо, и где же это древнее зло сейчас?», спросила она, сбитая с толку. «Ты преследуешь его сквозь столетия, так что ли?»

    Он мрачно и сухо усмехнулся. «Что-то вроде того», пробормотал он.

    «Ну?», подгоняла она.

    «Скорее, это оно преследует меня», сказал он почти неслышно.

    «Я не понимаю», настаивала Хло, моргая.

    «Почему бы нам сейчас не оставить в покое всё это, Хло? Ты знаешь достаточно для того, чтобы помогать нам в поисках. Если, читая, ты хоть что-то найдёшь о Туата Дэ или Драгарах, доведи это до моего сведения или Сильвена».

    «Где сейчас древнее зло, Дэйгис?», повторила она спокойно.

    Когда он попытался отвернуть своё лицо, она взяла его в свои ладони и не позволила ему увести свой взгляд.

    «Скажи мне. Ты обещал мне рассказать всё. Теперь скажи мне где эта проклятая штука, и ещё более важное, как нам её уничтожить?»

    Буравя её глаза своим мрачным взглядом, он увлажнил губы и тихо сказал, «Оно внутри меня».

Глава 23

    Хло осторожно перевернула плотную пергаментную страницу тома, лежащего у неё на коленях, хотя на самом деле она не читала его, слишком погружённая в свои мысли.

    Оно внутри меня, сказал он, и так много всего ей, наконец, стало понятно. Крупицы и частицы чётко сложились в одну картину, давая ей первый истинный взгляд на всего мужчину целиком.

    Он рассказал ей всё в ту ночь, несколько дней назад, когда они лежали в постели, их лица были близко друг другу, пальцы переплелись. О Драстене и Гвен (неудивительно, что Гвен пыталась подбодрить её!), и о том, как Драстен был заколдован и помещён в башню. Он рассказал ей, как он ушёл с головой в строительство будущего дома Драстена (и сейчас она знала, почему он так гордился замком), и о пожаре, в котором погиб Драстен. Он рассказал ей о ночи, когда боролся с самим собой, потом ушёл к камням и нарушил свою клятву. Он сказал ей, что на самом деле не верил в старинные легенды до тех пор, пока древнее зло не захватило его в промежуточном пространстве, и было слишком поздно что-то менять.

    Он рассказал, что делало с ним использование магии, и как занятия любовью помогали ему. Как он отправился сквозь камни в будущее, чтобы убедиться, что Драстен действительно воссоединился с Гвен, испытывая нужду знать, что его жертва не была в пустую. И как он остался, не желая представать перед своим кланом таким, каким он стал, надеясь найти способ спасти себя.

    Он сказал ей, что не носил пледа Келтаров с тех пор, хотя он не упомянул того куска ткани, который она обнаружила под его подушкой, и она не стала заводить об этом речь тоже. Она знала, что это значило. Она могла представить себе, как он лежал в одиночестве в своей постели в своём похожем на музей пентхаусе, в мире, который, должно быть, казался ему таким чужим, и смотрел на него. Он символизировал все его надежды, которые нёс в себе этот кусок ткани.

    Она подумала о нём, как о тщеславном бабнике, когда встретилась с ним, о мужчине, который был настолько выше этого!

    Теперь она понимала то ощущение, возникшее у неё в нескольких случаях, присутствия чего-то древнего и злого: оно было всегда, когда Дэйгис незадолго до этого использовал магию. Она поняла, как он взломал систему охраны: с помощью сверхъестественной силы. Она поняла идеалистическую природу его глаз. Они темнели, когда он делался тёмным. Она получила совершенно новое понимание его дисциплины и контроля. Она подозревала, что ухватила взглядом только вершину айсберга и не могла даже вообразить себе ту битву, которую он вёл каждый миг бодрствования.

    Хотя он приговорил себя носить такое зло внутри себя, вначале освободив его, Хло не могла вполне воспринимать это в таком свете.