Несущая свет. Том 2 - Гиллеспи Донна

«Это похоже на то, что он не может противостоять моему мнению, как некоторые не могут противостоять своей тяге к вину. Но он не может противостоять также мнениям и наветам Вейенто, его тянет к этому человеку, как некоторых тянет к ядам. Пока наше влияние на него совершенно одинаково, как бы уравновешенно. Но чья возьмет в недалеком будущем? Смогу ли я остановить новое готовящееся убийство?»

Никогда еще философия и голая теория не казались Марку Юлиану таким бесполезным делом, как сейчас.

* * *

В следующие дни крепость Могонтиак превратилась в кипящий котел, где быстрым ходом шли приготовления к войне. В каменные ворота крепости неостановимым потоком вливались повозки, груженые съестными припасами на долгую зиму: для простых солдат сюда ввозилась пшеница из Египта, хорошо просушенная для того, чтобы обеспечить ее сохранность во время долгого пути, а также соленая говядина, оленина, овощи, консервированные в оливковом масле, живые цыплята в клетках, различные сорта итальянских вин, галльское пиво, сушеные персики, фиги, абрикосы и яблоки. На отдельных повозках доставлялись дорогие деликатесы для императорской свиты: амфоры чистейшего оливкового масла, бутылки старого выдержанного вина, острый испанский соус к рыбе, живые дрозды, перепела, кефаль и угри, которых так искусно готовили повара Домициана, а также целый ящик драгоценных, пользующихся особой популярностью у римских богатеев мускусных дынь.

Для всех этих поступающих каждый день припасов на территории крепости были сооружены два новых амбара. Военный госпиталь был полностью готов к приему раненых, и к врачебному персоналу прибавились военные врачи из соседних крепостей, прибывшие вместе со всем своим оборудованием, включающим антисептические смолы, набор инструментов для прижигания ран, извлечения наконечников копий и ампутации гангренозных конечностей. Солдаты составляли тем временем свои завещания и заверяли их у чиновников, прибывших в крепость. Штат чиновников сильно увеличился, так как они должны были обеспечивать своевременный перевод вкладов солдат, погибших в бою, в местном сберегательном банке на счета оставшихся в живых.

Война началась как-то незаметно, сама собой; в течение месяца легионы, прокладывавшие сеть дорог в Тавнских горах, почти не встречали сопротивления. Римляне выслали вперед многочисленный отряд топографов под защитой конницы, чтобы те определили будущее расположение дорог и выбрали места для дозорных башен и опорных лесных фортов. Вдоль прокладываемых дорог на расстоянии в три мили возводились сигнальные башни. Там должны были располагаться часовые, которые в случае опасности передавали бы сигналы с помощью зажженных факелов кодом, изобретенным самим Домицианом, очень гордившимся этим. Затем легионы, разбившись на когорты по четыреста восемьдесят человек в каждой, начали прокладывать параллельные просеки в направлении хаттских поселений, расположенных на холмистой открытой местности. В римском войске действовал приказ: в случае неожиданного нападения неприятеля необходимо было разложить и зажечь сигнальный костер для того, чтобы получить подкрепление, необходимое для отпора. Эти мобильные силы ждали соответствующего сигнала на берегу Рейна, поскольку по реке было намного легче добраться до того участка, где могло разгореться предполагаемое сражение. Земли хаттов были слишком обширны, поэтому Домициан предполагал, что местные варвары не выйдут с ним в открытый бой полными силами, хотя это, конечно, вполне бы устроило римлян. Именно поэтому Император считал вполне безопасным то, что он распыляет свои силы малыми частями на огромной площади, охватывающей более ста миль.

Хатты не располагали богатством или значительными запасами продовольствия и оружия, как другие покоренные римлянами земли, где подобные богатства обычно были сосредоточены в городах. Главным же богатством и источником силы варваров был сам народ. Именно поэтому Император отдал приказ уничтожать беспощадно всех жителей деревень от мала до велика, всех, кто бы ни встретился на пути римских легионов. Вообще-то средний римский солдат, получи он такой приказ на территории уже покоренных Римом восточных земель, почувствовал бы отвращение и не смог бы без внутреннего сопротивления и угрызений совести уничтожать ни в чем не повинных детей. Но германские варвары не вызывали в душе римлян ни тени сочувствия, многие приравнивали их к животным, считая, что они лишены дара человеческой речи. Конечно, эти дикари очень привязаны к своим детенышам, но ведь и самки животных лижут своих детей.