Сама себе враг - Холт Виктория

Вошел епископ Джаксон, чтобы увести детей. Они горько плакали. Карл провожал их взглядом, а когда они были уже у дверей, бросился к ним, дабы обнять в последний раз. Дети прильнули к отцу и не хотели отпускать его.

Час казни был назначен. Карлу принесли обед, но он отказался от пищи.

– Вам следует поесть, государь, – сказал епископ, – чтобы вас не охватила слабость.

– Да, – согласился король, – это может быть превратно истолковано.

После этого он заставил себя проглотить несколько кусков и выпил вина. Закончив последнюю в своей жизни трапезу, он сказал:

– Пусть они войдут. Я готов.

Но никто не вошел. Случилась какая-то заминка. Впоследствии выяснилось, что двое офицеров, назначенных помогать палачу, в последнюю минуту отказались это делать, и никакие угрозы не могли поколебать их решимость. Звали их Хенкс и Фейер. Эти имена я также запомнила.

Некоторым утешением для меня было узнать, что хоть в награду за помощь палачу и предлагалось сто фунтов – тридцать восемь человек с презрением отвергли эти деньги. Сам палач пытался скрыться; когда же его отыскали, пришлось прибавить еще тридцать фунтов к его обычной плате, чтобы он выполнил свою работу. Помогать ему в конце концов заставили какого-то сержанта. Оба потребовали надеть на них маски: они не хотели, чтобы люди знали в лицо убийц короля.

За несколько дней до казни Карлу передали пакет от нашего сына принца Уэльского. В нем было два листа бумаги: один чистый с подписью принца внизу, а второй – с клятвенным обещанием выполнить любые условия бунтовщиков в обмен на жизнь короля. Со слезами радости на глазах Карл поцеловал послание и сжег его.

Мне рассказали, что он спокойно спал накануне казни. Томас Герберт, паж, ночевавший с ним в одной комнате, метался и кричал во сне, а когда проснулся, объяснил королю, что его мучили кошмары. Томасу приснилось, что архиепископ Лод, который уже четыре года как был мертв, вошел в спальню и преклонил перед королем колени. Потом они о чем-то долго беседовали.

Герберт стал одевать государя, и тот сказал, что хотел бы выглядеть так же торжественно, как в день нашей свадьбы. Мне передали, что при этих словах голос его дрогнул, и я поняла, что он подумал обо мне и о том горе, которое причинит нам всем его кончина.

Карл приказал пажу надеть на него две сорочки.

– На улице морозно, – проговорил он. – Я не хочу дрожать от холода, чтобы они не подумали, будто это от страха, а я смерти не боюсь.

Я гоню от себя мысли о самой казни, однако представляю ее себе так отчетливо, что не могу отделаться от этого видения. Перед моим внутренним взором предстает огромное скопище людей, едва сдерживаемых солдатами Кромвеля. Как же, верно, были напуганы он и его приспешники!

Карл шагнул на эшафот через окно парадной залы Уайтхолла, из которого заранее была вынута решетка.

Я часто раздумываю о том, с какими мыслями шел на казнь мой супруг. Мне хочется верить, что он вспоминал обо мне, и в то же время я надеюсь, что это было не так, ибо подобные воспоминания лишь усугубляли бы его муки.

О чем же мог думать Карл перед лицом смерти? Добрый по натуре, он был человеком долга, и если он не сумел обеспечить счастье своего народа, то не потому, что не прилагал к этому никаких усилий. Я знала, что для Англии наступают безотрадные дни, что люди вскоре начнут проклинать суровое правление пуритан, а Кромвель еще пожалеет о тех временах, когда его соотечественники пели и ликовали. Так и случилось, и я была рада этому. Я ненавидела Англию. Я не могла быть беспристрастной. Эти люди, которые послали на смерть такого великого и доброго человека, были моими врагами, и я страстно желала им сгореть в адском пламени.

Итак, Карл взошел на эшафот величественно прекрасный, как всегда. Представляю, с каким презрением смотрел он на смятение своих убийц в масках, у которых не хватило духа открыто совершить свое черное дело. Мне рассказали, что палач опустился перед ним на колени и умолял о прощении. Ответ Карла был спокойным и достойным:

– Я не прощаю никому из своих подданных, кто намеревается пролить мою кровь.

Он подошел к плахе. Толпа заволновалась. Палач почтительно попросил его убрать волосы под шапочку. Король невозмутимо сделал это, а потом громко сказал:

– Я покидаю мир продажных людей, дабы предстать перед престолом неподкупного Судии.

После этого он снял камзол.

Карл попросил палача проверить, твердо ли стоит на эшафоте плаха.