Сама себе враг - Холт Виктория

Наступило хмурое рождественское утро, по небу медленно плыли тяжелые черные тучи, готовые разразиться снегопадом, холодный рассвет заглядывал в окна. Маленькая Генриетта лежала в моей постели. Я закутала ее во все, что смогла отыскать, чтобы ей стало хоть немного теплее. Сама я сидела в кресле подле нее, завернувшись в шерстяное стеганое одеяло. Генриетта взглянула на меня широко раскрытыми глазами. Я спросила:

– Почему ты не попытаешься заснуть, моя дорогая?

Ее ответ заставил меня содрогнуться.

– Мамочка, я очень хочу кушать…

Что же я могла ей сказать?

– Может быть, у нас осталось немного супа? – продолжала она, и ее глаза заблестели при этой мысли.

– Может быть, дорогая моя, – ответила я, наперед зная, что суп нам сварить не из чего.

В комнату вошла леди Мортон с крышкой от деревянного сундука, которую она бросила в огонь.

– Спасибо, дорогая Анна, – сказала я.

– Больше от сундука ничего не осталось, Ваше Величество. Завтра придется искать что-то другое, а на сегодня этого должно хватить, – сообщила она.

Бедная Анна исхудала и побледнела. Она с таким трудом выбиралась из Англии – и все это ради того, чтобы очутиться здесь! Не жалела ли она теперь о своем бегстве? Не хотела ли вернуться на родину, примирившись с круглоголовыми? Там бы она, по крайней мере, не голодала и не мерзла.

Подойдя к постели, леди Мортон взяла Генриетту за руку.

– У тебя теплая ручка, – сказала она.

– Я держала ее под одеялом, – ответила Генриетта. – Иначе она мерзнет. У нас на обед будет суп?

Анна поколебалась и уклончиво ответила:

– Посмотрим.

Это было похоже на чудо, но в конце концов на нашем столе все же оказался суп. Какую же странную жизнь вели мы в Лувре! Сколь часто она преподносила нам сюрпризы. Чаще они бывали неприятными, но случались и исключения. В то рождественское утро к нам пожаловал визитер. Это был кардинал господин де Рец, один из вождей Фронды. Войдя в комнату, он с изумлением увидел меня, скорчившуюся в кресле, и мою дочурку под кучей тряпья, которую я навалила на нее.

– Ваше Величество, – ошеломленно прошептал он, – что все это значит?!

Он опустился на колено подле меня и поцеловал мне руку.

– Мы и сами задаем себе этот вопрос, – отвечала я. – Любопытно, что погубит нас прежде – голод или холод?

– Но это же… чудовищно! – в растерянности вскричал кардинал.

Он был искренне потрясен. Кардинал де Рец всегда нравился мне. В молодости он слыл повесой, но, думаю, именно умение радоваться жизни научило его состраданию, которого так часто недостает людям добродетельным.

– Дочь нашего великого короля вынуждена жить в такой нищете! – восклицал он. – Мадам, не буду тратить времени на пустые разговоры. Я приму меры, чтобы вам незамедлительно доставили все необходимое. Я лично позабочусь об этом. Позже я выступлю по этому поводу в парламенте. Уверен, все французы ужаснутся, когда узнают, в каких условиях живете вы и ваша дочь.

Я поцеловала его в знак благодарности. Слова кардинала не разошлись с делом. Уже через несколько часов нам привезли дрова и продовольствие из его собственных запасов. Господи, как прекрасно пахнет свежесваренный суп! У нас получился настоящий праздник.

На следующий день господин де Рец рассказал о нас в парламенте. Дочь и внучка великого Генриха IV с верными им людьми голодают в Лувре! Так продолжаться не может… Он говорил столь убедительно, что мне были немедленно предоставлены сорок тысяч ливров.

Карлу эти деньги теперь едва ли могли помочь, поэтому я решила потратить их на нужды своих исстрадавшихся домочадцев. И я была счастлива, видя, как ярко заблестели глазки Генриетты и как раскраснелись ее щечки.

Но моя радость была недолгой. Наступил новый год – самый горький и мрачный в моей жизни.

Я больше не получала писем от Карла, однако кое-какие известия о нем до меня доходили. Из замка Кэрисбрук он был переведен в замок Херст, затем в Виндзор, а оттуда – во дворец Сент-Джеймс, чтобы предстать перед судом.

– Суд! – воскликнула я. – Эти мерзавцы смеют судить короля! Клянусь, придет день, когда головы Кромвеля, Эссекса и Ферфакса будут выставлены на Лондонском мосту! Какая низость! Боже, что переживает сейчас мой дорогой Карл! А меня рядом с ним нет…

Я не могла опомниться от горя. Нет, я не должна была разлучаться с ним. Что бы со мной ни случилось, мне следовало оставаться там.