Несущая свет. Том 2 - Гиллеспи Донна

Монтаний пробормотал бессвязные извинения, но тут же понял, что оправдываться бесполезно. Домициан продолжал смотреть на него презрительным, уничтожающим взглядом. Струсив, сенатор с необычайной легкостью повернулся и засеменил назад на банкет, по-прежнему поддерживаемый с обеих сторон египетскими невольниками.

А Домициан тем временем размышлял над тем, как этим скотам варварам удается добиваться популярности и любви у плебса. Это было то, что ему никогда не удавалось, ускользало от него, сводя с ума. Вежливые, сухие аплодисменты — вот все, что приходилось на его долю. Завоевав симпатию легионов и испытав непродолжительное наслаждение, он понял, что этим нельзя удовлетвориться. Теперь его снедала страсть по истинной, неподдельной народной любви, которую внушала бы его личность, а не творимые им дела. «Я хочу, чтобы в этом вонючем городе тайно приносили жертвы в мое здравие, как это было с моим проклятым братом», — думал он. Ступая мягкими кошачьими шагами, вернулся Леонид.

— Мой повелитель, она здесь, — сообщил он с аристократической скромностью.

— Тогда скажи ей, чтобы она тотчас же убралась к себе во дворец.

Леонид был ошарашен этим приказанием, но затем сообразил, что, вероятно, Император неправильно понял его слова.

— Я не имел в виду твою жену, мой повелитель.

Гримаса на лице Императора тут же растаяла и вместо нее появилось выражение, чем-то похожее на радостное изумление ребенка. Вейенто впервые видел Домициана таким преобразившимся.

— Она уже здесь? В саду?

— У Фонтана Змеи, — почтительно ответил Леонид и поклонился, скрывая свою улыбку.

— Отлично! — воскликнул Император, потирая огромные руки. — А почему вы двое крутитесь здесь, словно надоедливые мухи? Оставьте меня!

Леонид удалился грациозной походкой дикой кошки, полной достоинства. Вейенто же резко повернулся и, не скрывая обиды, зашагал прочь, внося диссонанс в тихую, гармоничную музыку окружающей природы.

Домициан тотчас же отправился в сад. Солнце осветило в последний раз верхушки веерных пальм, а затем быстро скрылось за стенами загородной резиденции. Все вокруг погрузилось в серо-голубую дымку таинственности, наполнявшую его сердце ожиданием. Вдоль узенькой тропинки с равными интервалами располагались низко подвешенные светильники, вделанные в руки резвящихся фавнов^[14]. Эти похожие на жуков-светлячков фонари при приближении к ним значительно вырастали в размерах, а по мере удаления превращались в конце концов в яркие точки. То тут, то там раздавались крики павлинов, вспугнутых шагами Императора. Ветер усилился, и кипарисы под его натиском склоняли вершины. Домициан вообразил, что сама природа платит ему дань уважения. Он представил себя молодым Геркулесом, вышедшим на свою первую охоту.

Из зарослей плюща усмехался мраморный сатир, словно одобряя предпринятое им похотливое приключение. Посты преторианцев были расставлены по саду в таком количестве, что стоило ему слегка повысить голос, как тут же ближайшие к нему гвардейцы возникли бы из темноты, но в то же время они не должны были видеть Императора, которому нравилось воображать себя затерявшимся среди безлюдной природы и попавшим в мистическую ловушку времени.

«Здесь я всего лишь мужчина, совокупляющийся с первобытной женщиной, чей разум еще не отравлен пороками городов. Она не могла перенять хитрые и коварные уловки наших женщин, с помощью которых они удерживают мужчин. Удовлетворив свое желание с этим диким существом, созданием природы, которое не знает обо мне ничего, кроме того, что перед ней Император, я докажу свою мужскую силу. Во всех моих прежних неудачах были виноваты лишь женщины с их происками, но не мой организм».

В его теле проснулись какие-то чувства. Он не испытывал ничего подобного к своей жене. Разве его мощная грудь и мускулистые руки, ставшие такими сильными из-за его увлечения стрельбой из лука, не доставят удовольствия женщине?

«Возможно, я совершаю ошибку, растрачивая себя на такую примитивную женщину, которая даже не в состоянии понять, какая честь ей оказывается».

Послышался шум струящейся воды. Перед Домицианом был Фонтан Змеи. Из центра овального бассейна, выложенного черным мрамором, поднималась большая бронзовая скульптура в виде змеи, — обвивавшейся своим сильным, напряженным телом вокруг дерева. На высоте роста человека змея разделялась на пять частей, заканчивающихся зловещими головами. Изо рта каждой головы текла в бассейн тонкая струйка воды.