Несущая свет. Том 2 - Гиллеспи Донна

«Как, должно быть, Витгерн ненавидит меня. Смогу ли я еще хоть раз поговорить с ним?» — с горечью думала Ауриана.

Затем к костру начали подходить остальные соплеменники, складывая туда свои богатства и сокровища в знак малого жертвоприношения — золотые монеты, серебряные кубки.

То, что произошло в следующий момент, было обычным делом во время погребальной церемонии великого вождя, и все же комок тошноты подкатил к горлу Аурианы и по спине у нее забегали мурашки. Она хотела отвести взгляд в сторону, но не смела этого сделать. Из рядов ближайших дружинников отца выехали сначала пять, а затем еще двое воинов, и, обнажив мечи, пронзили друг друга; последний седьмой воин, оставшийся в живых, заколол себя кинжалом. Ауриана молила богов, чтобы среди них не было Витгерна, но на таком расстоянии она не могла различить лиц погибших воинов.

Дружинники, которые добровольно выбрали смерть, были тоже возложены на погребальный костер своего вождя. Своим поступком они вновь обрели утраченную честь и пошатнувшуюся славу. На тех дружинников Бальдемара, которые продолжали жить после смерти своего предводителя, падала зловещая тень его гибели: никто из живущих германских вождей не захочет взять в свою дружину воинов, давших клятву вождю, чья смерть до сих пор не отомщена, Ауриана содрогнулась всем своим существом, видя, какой ужасный сокрушительный урон племени нанес один взмах ее руки, одно пущенное ею копье.

Затем к костру приблизилась Мать Ястреба, держа в поднятой руке факел и все еще распевая свою душераздирающую погребальную песнь, при звуках которой на память приходили мертвые бесплодные пространства земли, на которых никогда не возгорался домашний очаг человеческого жилья, черное солнце скорби и зияющие бездны подземного мира. Мелодия постепенно шла на убыль, катилась под уклон, словно стекающая по щеке слеза, и наконец жрица умолкла. В скорбном молчании она поднесла зажженный факел к сухим поленьям погребального костра.

И сразу же заголосили все Дочери Хелля, они провозглашали хвалы погибшему, их голоса нарастали и становились все более звучными и мощными по мере того, как разгоралось пламя костра. Дружинники Бальдемара начали медленно описывать круги вокруг погребального костра, сидя верхом на своих боевых конях.

Костер полыхал почти весь день. Когда уже стало смеркаться, вперед вышли две Дочери Хелля с погребальной урной в руках, приготовленной для праха Бальдемара. Это был сосуд из красной глины, сделанный вручную без помощи гончарного круга и имевший на тулове контуры, изображавшие змей и яйца. Почему-то именно сейчас — при виде погребальной урны — Ауриана почувствовала острую боль в сердце, и ее силы как будто иссякли, она больше не могла сдерживаться и зарыдала.

«Я не должна была слушаться его приказа! Может быть, ему удалось бы убежать из плена, или мы могли бы спасти его. Да и мало ли что могло случиться с течением времени!» — корила она себя, безутешно плача.

* * *

На следующее утро в хлев, в котором была заперта Ауриана, явился Груниг и со слегка извиняющимся выражением лица, с чуть виноватым взглядом протянул ей миску дымящейся густой похлебки из чечевицы с добавлением побегов вьюнка, тысячелистника и осоки. Это было ритуальное блюдо, которое, по хаттским поверьям, делало человека прозрачным для богов, и они могли видеть самые потаенные уголки его души во время ордалий.

Затем жрец вывел ее наружу, и Зигреда проводила девушку до конюшни. Перед Аурианой предстали стоявшие в отдельных стойлах двенадцать тощих, полуживых от голода жеребцов.

«Значит, Гейзар вот так собирается убить меня. Похоже, он собрал со всех окрестных усадеб самых больных и слабых животных, каких только можно было найти. Надо немедленно бежать. Прямо сейчас. Пока меня не слишком строго стерегут. Если я выхвачу из рук Зигреды ее жезл, он вполне сойдет за оружие… — лихорадочно думала Ауриана, но тут же другие мысли охладили ее пыл. — Этим я ничего не добьюсь, я только навлеку на себя несмываемый позор и вечное бесчестье. Бальдемар всегда учил меня, что надо верить богам, надо доверять им, ведь они знают и видят, что я невиновна… если я действительно невиновна».

Ауриана внимательно разглядывала тощих нескладных лошадей с выпирающими ребрами и хребтами, и тревога ее нарастала. Лошади действительно были полуживыми, с мутными глазами и низко опущенными головами; у одного жеребца на ноге была большая гнойная рана, другой издавал время от времени жалобное ржание, третий нервно оглядывался и крутил хвостом, что было признаком мучивших его желудочных колик. Вокруг коней летали тучи мух.