Год длиною в жизнь - Арсеньева Елена

В это мгновение дверь, около которой он стоял, отворилась, и Ритин голос шепнул из темноты:

– Вы что встали? Заходите. Быстро!

Потом ее пальцы вцепились ему в рукав и потянули. Георгий влетел в номер. Дверь тихо-тихо, без малейшего шума, закрылась. Почти беззвучно повернулся ключ.

Было темно. Только с улицы проникал лунный свет. Георгий вытянул шею и поглядел в окно. Фонари на набережной горели тускло-тускло! Их свет перекрывала луна. Огромная, белая, раскаленная, она висела над Волгой. Дали на левом берегу были словно бледным туманом завешены, и туман светился, дрожал.

– Проходите в комнату и звоните быстрей, – послышался Ритин голос. – Первый час ночи! Родители ваших друзей, наверное, уже в милицию названивают.

– Да ну, в милицию! – хмыкнул Георгий. – Все-таки молодые парни, мало ли где могли задержаться. Вот к рассвету точно родители начнут волноваться.

Он накрутил диск, поглядел на Риту, которая прикрыла дверь из прихожей и приложила палец к губам, прося говорить тише, и негромко произнес в трубку:

– Анна Сергеевна? Это Георгий Аксаков, добрый вечер. Меня Коля просил позвонить. Он в Сормове у Егора Малышева ночевать остался, так что вы не волнуйтесь. Спокойной ночи!

Совершенно тот же текст он протараторил для Ирины Михайловны Крамаренко и Клавдии Павловны, матери Лехи Колобова.

Положил трубку. Кивнул Рите, которая стояла, прислонясь к притолоке, и смотрела на него (он видел, как поблескивают ее глаза в лунном свете). Потом, подумав, набрал еще один номер.

Трубку подняли сразу. Ну конечно, баба Саша не спала. Сидела, наверное, у окошка, рядом со своими красными геранями, и смотрела во двор, не возвращается ли ее маленький мальчик Игоречек… Нет, Георгий, разумеется, Георгий!

– Бабуль, – пробормотал «маленький мальчик», – это я. Ты не волнуйся, мы все у Егора Малышева ночуем: Колька, Валерка, Леха и я. Автобусы уже не ходят, остались в Сормове. А завтра с утра вернусь. Какое такси? Ты что, откуда у нас такие деньги, отсюда ж не меньше червонца! Да, представь себе, такие теперь цены на такси. Откуда звоню? Из Сормова, тут телефон-автомат около Егоркиного дома. Да, прогресс добрался от Москвы до самых до окраин… Мама тоже не спит? Переживает? Ну, теперь все, бросайте переживать и отправляйтесь на боковую. До завтра, целую!

И он положил трубку.

За время его разговора Рита не промолвила ни слова, но теперь раздался ее холодноватый голос:

– Ну, теперь идите. До свидания, желаю удачи.

– Как – идите? – озадачился Георгий. – Куда?

– Ну, вы же предупредили Сашу… я хочу сказать, Александру Константиновну, что не вернетесь ночевать. Я полагаю, вы где-то решились ночь провести и создали себе алиби…

– Какое алиби? – изумился Георгий. – Я имел в виду, что останусь здесь… – И он обвел номер рукой. От собственной наглости у него кружилась голова. И страшно было так, как никогда в жизни. – Как же мне теперь уйти отсюда? А вдруг дежурная увидит? Еще арестуют, пришьют попытку грабежа. А вас какой скандал ждет… Нет, я лучше останусь.

– Во имя заботы о моей репутации?

– Ну да, – кивнул Георгий, про себя подумав: «Что я несу? Что со мной происходит?»

– Вы меня, похоже, шантажируете? – сказала Рита, отстраняясь от притолоки и подходя к кровати. – Напрасно. И заботиться о моей репутации не нужно. Я и сама-то перестала о ней заботиться лет этак… двадцать пять назад, когда мне было пятнадцать. С чего бы вам суетиться?

«Пятнадцать плюс двадцать пять – сорок. Ей что, сорок лет? Ну и ну, выглядит лет на десять меньше. Даже на пятнадцать! Сорок… это много? Да будь ей хоть шестьдесят! Да будь она хоть негром преклонных годов… В смысле, негритянкой. Нет, с негритянкой я бы не смог, тем более – преклонных лет. Господи, о чем я думаю! Я совсем спятил! Да. Спятил. Из-за нее».

– Ну, вот что, – медленно заговорила Рита, вглядываясь в неподвижно стоящего Георгия. Он был рад, что луна светит ему в спину и она не может разглядеть выражения его лица. Можно представить, что там, на том лице, написано! – Я пойду умоюсь, а вы воспользуйтесь случаем и поищите то, что вам поручено найти. Только, уверяю вас, труд совершенно напрасный. Все это – домыслы вашего ведомства. Цель моего приезда в Россию… ах, простите, в Советский Союз, конечно… самая невинная. Я хотела вручить награду Федору Лаврову и узнать кое-что о моих предках, которые жили в Энске. Есть, конечно, некая ирония судьбы в том, что именно вас, Георгия Аксакова, сделали исполнителем столь отвратительного поручения, но что же делать… В самом деле, судьба насмешлива! Десять минут вам хватит, чтобы обшарить мои вещи? Больше я вам дать не могу, очень устала и хочу спать. Но, думаю, вы управитесь, вещей у меня немного. Тем более что обыск в моем номере проводился уже столько раз, что все тайники могли быть выявлены давным-давно. А впрочем, я понимаю, что вы действуете не сами по себе, а по приказу. Поэтому – bon courage, bon chance, как говорят французы. Надеюсь, выйдя из ванной, я не застану вас в своем номере? Прощайте, мсье Аксаков.

И она, резко повернувшись, скрылась в ванной. Зашумела вода.

Георгий стоял, как столб. Еще ни разу в жизни он не был так потрясен, как сейчас. Сначала до него даже не дошло, что имеет в виду Рита. Потом дошло-доехало, за кого она его приняла…

Позор, какой позор! Да неужели он похож на кагэбэшного стукача?

…В редакцию «Рабочего» иногда приходил невысокий молодой человек с приличным выражением лица. В руках он всегда держал красную папку. Звали его Лев Аверьянов. Все знали, что он – куратор редакции от известной конторы. У всех идеологических организаций были свои кураторы. Аверьянов общался с редактором, выясняя истинное лицо каждого сотрудника, но по редакции витали легкие слухи, что основную информацию об этих самых лицах ему поставляет какой-то сексот, попросту – тайный стукач. Кто? Неведомо! Может быть, бухгалтер Светлана Ивановна, бывшая радистка-разведчица. Может, уборщица Светка Фомина. Может, завхоз Николай Васильевич. А может, ответсекр Павел Васильевич, человек необычайно общительный, способный разговорить самого угрюмого и неразговорчивого из людей.

Вообще жизнь научила Георгия, что сексотов кругом гораздо больше, чем можно подумать. Причем как завербованных, платных, так и добровольных. Они исключительно по зову сердца пишут анонимки (и не анонимки тоже!) куда попало – в райкомы, парткомы, месткомы, в милицию, в КГБ… Но никому и никогда не взбредала в голову такая блажь: заподозрить в наушничестве и доносительстве его, Георгия Аксакова!

И вот теперь – взбрела. И кому… Как же теперь жить? Как доказать ей, что она ошибается?