Озорница - Медейрос Тереза

Первые капли дождя забарабанили по спине. Джастин хмуро посмотрел туда, где только что видел девушку. Он уже в третий раз видел ее на этом месте: на закате в сумерках она в полном одиночестве брела по тропинке, ничего не замечая вокруг. Странно, очень странно. Что бы это могло значить?

Джастин прошел по пляжу к холму и стал карабкаться вверх, хватаясь за пучки жесткой травы. Как только он выбрался на вершину, в глаза сразу бросился букет красных цветов, лежавший у основания деревянного креста на могиле Дэвида. Джастин упал на колени, бережно коснулся нежного бутона, и жаркий стыд обжег краской его щеки. Сквозь шум дождя в уши проник голос друга, воскресив прошлое: «Обещай позаботиться о моем ангелочке, Джастин. Поклянись!» Грозный раскат грома прогнал наваждение.

В носу защекотало, будто ветер принес едкий запах пороха. Джастин содрогнулся, открыл глаза и огляделся. Недалеко маячил край обрыва, рука сжимала часы Дэвида. Надо бы откинуть крышку, но пальцы не повиновались. Столько лет прошло, но до сих пор Джастин боялся снова увидеть миниатюрный портрет и встретиться с глазами Дэвида на милом лице ребенка, который все еще дожидается своего опекуна в Англии.

«Мистика какая-то! Зачем Эмили понадобилось взбираться в гору по узкой предательской тропке с охапкой цветов, оттягивавшей руки? Что за вздор? Почему ей взбрело в голову положить цветы на могилу Дэвида? Или это женская интуиция? Неужели девчонка догадалась, сколь важное место занимает эта могила в моем сердце?»

Возникала масса вопросов без ответа. Джастин смахнул каплю дождя с цветка, тотчас поникшего от прикосновения, раздвинул пальцы — порыв ветра вырвал цветок из его рук и понес к морю. На какую-то долю секунды среди бурных волн мелькнул красный бутон и тут же канул в чернильную бездну. Шторм разыгрался не на шутку.

11

Эмили возвращалась домой через лес, умытый вчерашним дождем. Вокруг все сверкало и переливалось сочными красками, воздух был чист и прозрачен, дышалось легко, и девушка будто летела над землей, не замечая тяжести плетеной корзинки, доверху наполненной необычными зелеными фруктами. Эмили впервые увидела странные эти плоды, покрытые легким пушком, и прошла бы мимо, но Кавири убедил ее, что фрукты вполне съедобные и очень вкусные. Она послушалась мальчика и набрала плодов, тем более что это было кстати. Назавтра племя Трини устраивало большие торжества по случаю предстоящего визита своих соседей, и приходить на чужой праздник с пустыми руками было бы неловко.

Когда девушка приблизилась к хижине, до ее слуха донеслись мужские голоса, о чем-то яростно спорившие. Это было столь необычно, что Эмили остановилась, отступила и даже огляделась по сторонам. Может, забрела не туда? Нет, все правильно. Она чуть не выронила корзинку, услышав, как кричит Пенфелд.

— Наш господь всемогущий и милосердный выразил эту мысль гораздо лучше меня, когда сказал фарисеям: «Я требую милосердия, а не жертвоприношений». Боюсь, вы совершаете непоправимую ошибку… сэр.

В последнее слово Пенфелд вложил столько сарказма, будто хотел оскорбить своего господина, и Эмили невольно усмехнулась. Походило на то, что ручной хомяк Джастина просто взбесился.

— Ату его, Пенфелд! Куси! — прошептала девушка, Она была готова поддержать любого, кто осмелится бросить вызов всемогущему Пакехе.

— Если бы возникла нужда в твоей интерпретации Священного писания, я бы сам попросил тебя высказаться, — парировал Джастин язвительным тоном.

За годы учебы в пансионе Фоксуорт Эмили пренебрегала занятиями в классе, но многому научилась у многоопытной горничной Тэнси, в том числе искусству подглядывать и подслушивать. Она тихонько подкралась к окну и осторожно заглянула в комнату. Джастин стоял к ней спиной, но зато можно было хорошо рассмотреть Пенфелда. Он был красный, как вареный рак, и пребывал в том состоянии, которое мисс Винтерс охарактеризовала бы как «вне себя от ярости». В этот момент Джастин повернулся, и Эмили отпрянула от окна.

— Эта баба, будь она трижды проклята, поставила меня в безвыходное положение, у меня нет иного выбора, — твердил Джастин. — В кармане пусто, но надо что-то послать старой ведьме в качестве жеста доброй воли. Я просто обязан чем-то ее ублажить.

— Вам не приходило в голову вырвать сердце и преподнести ей на блюдечке? — ехидно поинтересовался Пенфелд. — Согласитесь, это можно рассматривать как достойное подношение от человека, привыкшего жертвовать собой. На мой взгляд, вы получите несравненное удовольствие, истекая кровью. До сих пор не могу понять, как вы удержались и не бросились в могилу, когда хоронили вашего друга.