Розовая гавань - Коултер Кэтрин

— Какой он толстый.

— Да, ему не нужно охотиться. Он еще не успел оправиться после Руанской тюрьмы.

— Лорд Грилэм рассказал про ваше заключение.

— И напрасно. Это не твое дело.

— Судя по всему, он так не считает. Уж коли мы женаты, разве мы не должны знать друг о друге?

Северн уставился на оловянную тарелку с мясом и ломтями хлеба. Жирная подливка давно застыла. Он заметил, что Гастингс тоже почти ничего не ела.

— Для меня это не имеет значения. Ты — моя жена. Ты принадлежишь мне, и я должен охранять тебя, как и остальную собственность.

Видимо, так же думал о ней и отец. Ей было позволено заботиться о нем, обеспечивать всеми удобствами, но оставаться презренным существом. Ведь она только дочь собственной матери. Гастингс слышала, как одна из служанок и госпожа Агнес болтали, что ее мать проклята, родила девчонку вместо наследника, хотя семейная традиция сохранилась и ее назвали Гастингс. Жанет не хотела постоянно рожать, а ведь именно на это обрек бы ее Фоук, стараясь получить сына. И Жанет любила свою дочь, в этом Гастингс была уверена. Отбросив мрачные воспоминания, она посмотрела на мужа, еще одного мужчину, который воспринимает ее только как неизбежное бремя.

— Ты сказал, что по пути спал со многими женщинами. Зачем?

— А что тут непонятного? — высокомерно поднял бровь Северн. — Ведь я мужчина и хотел держать себя в руках.

— Когда мне было пятнадцать, — отважно начала Гастингс, твердя про себя, что можно не бояться человека, у которого на рукаве так мирно спит зверек, — меня поцеловал сын ювелира. Мне понравилось. Наверное, следовало побольше насладиться этим до того, как выйти за тебя замуж.

Видимо, рука Северна напряглась, и куница встрепенулась, готовая соскочить. Тот пощекотал ей головку. Зверек и рука расслабились. Северн подцепил вилкой кусок мяса, осмотрел его, словно убеждаясь, что еда не отравлена, положил мясо в рот, тщательно прожевал и сказал:

— В тебе мало кротости. Для жены это недостаток. Ты должна молчать, повиноваться, не раздражать меня и уж тем более не сердить.

— Я тебя не раздражаю, лишь пытаюсь шутить. Возможно, в моих словах есть чрезмерная ирония. Прошу меня понять, милорд. Я успела рассмотреть, что ты именно мужчина. И весьма сильный, настоящий защитник и воин. Я это признаю. Готова признать тебя и как супруга, раз лишена возможности выбирать, однако я никогда не стану подстилкой, о которую можно вытирать ноги. Даже мой отец не требовал от меня подобного.

— Муж — не отец.

— Да. — У Гастингс возникло чувство, что она пытается биться головой о крепостную стену. — Ты прав.

— А ты не слишком оплакиваешь отца.

— Я уже наплакалась за последние два месяца. Мне удавалось облегчить ему боль, но вылечить его я была не в силах. К тому же он вообще не желал принимать лекарство из моих рук.

— Ты умеешь лечить?

— Пытаюсь. Иногда получается, а иногда болезнь оказывается сильнее человека и всех моих снадобий.

— Послушайте меня, — обратился к присутствующим лорд Грилэм. — Давайте выпьем за новых лорда и леди Оксборо.

Они дружно выпили, пожелали молодым счастья, однако выглядело это неестественно. Кто знает, что за человек стал их хозяином. Все были встревожены. Более того, Гастингс знала, что люди тревожатся и о ней. Даже Бимис с оруженосцами держался настороже, хотя успел подружиться с людьми Северна.

Как только позволили приличия, она сразу удалилась из зала. Ведь эта ночь будет последней ночью ее свободы. Госпожа Агнес, которая нянчила еще мать Гастингс, проводила новобрачную до спальни.

— Лорд был чрезвычайно добр, — сказала она, — пообещав не приходить к тебе сегодня ночью. Но завтра, милая девочка, ты должна ему подчиниться. Я помолюсь, чтобы он не сделал тебе больно, и все-таки ты должна знать, что в первый раз всегда больно. Только лежи смирно и не мешай ему. Об остальном поговорим после. О чем остальном?

— Я и так все знаю, Агнес. Я даже слышала, что некоторым женщинам это нравится. Вероятно, это нравилось и моей матери, раз она сама пришла к нашему сокольничему Ральфу.

— Не путай себя со своей несчастной матерью. Она только оступилась, а лорд Фоук не дал ей шанса исправиться. И это огромное горе.

— О чем ты говоришь? Разве она хотела вернуться к отцу? Послушай, Агнес, мать скончалась много лет назад, отец тоже мертв, им больше никто не причинит боль. Расскажи мне все, Агнес. Или я не имею права знать?