Погоня за счастьем - Линдсей Джоанна

При виде Мелиссы карие глаза зажглись радостью. Линкольн выпрямился, вытирая пот со лба.

— Я предпочитаю жеребцов. Этот у меня несколько лет, — пояснил он. — Мои конюхи привыкли к нему, знают, что он способен выкидывать всякие фортели, но здешние люди его побаиваются, вот и приходится делать работу за них. Правда, я ничуть не возражаю. Скорее наоборот, очень люблю лошадей.

Она подошла, облокотилась на перегородку.

— А почему ты предпочитаешь жеребцов?

Линкольн пожал плечами и продолжал расчесывать гриву животного.

— Сам не знаю. Возможно, потому, что мне нравится поединок характеров. Нравится доказывать, кто над кем хозяин.

— А этот? Уверен, кто хозяин?

Линкольн ухмыльнулся:

— Воображает, что он. Временами я уверен, что он всего лишь меня терпит. А что привело тебя на конюшню?

— О, я почти забыла! Пришло письмо от твоей тети Генриетты. Она пишет, что твоя мать вернулась домой, в Шотландию. Не понимаю, почему она послала его мне, а не тебе.

Перемена в Линкольне была немедленной и чересчур очевидной. В глазах погас теплый свет. Губы сжались в твердую линию, лицо стало сухим, замкнутым, а в голосе зазвенели льдинки.

— Возможно, потому, что мне это абсолютно безразлично, — отрезал он.

Но Мелисса, словно не обращая внимания, беспечно заметила:

— Хм‑м, думаю, она предполагает, будто мы все равно что женаты, и новость меня заинтересует.

— Почему?

— На случай, если я захочу навестить ее.

— Ты не захочешь.

Мелисса раздраженно подбоченилась.

— Только не указывай, чего я должна и чего не должна хотеть!

Линкольн вскинул брови.

— Кажется, у нас первая супружеская ссора… еще до свадьбы?

Но Мелисса, не отвечая, перешла к существу дела.

— Думаешь, твоя неприязнь никогда не выйдет наружу? Но ведь она — моя будущая свекровь. Ты сам хотел похоронить прошлое, — напомнила она, — и потому вернулся в Шотландию.

— Ничего не получилось. Только еще хуже стало. И теперь все это не важно. У меня есть ты.

— А для меня важно.

— Но почему?

— Потому что она будет членом нашей семьи, — рассудительно заметила Мелисса.

— Об этом заботиться не стоит.

— Не заботиться о бабушке моих детей? Я так не думаю.

Линкольн казался одновременно озабоченным и заинтригованным.

— Ты уже думаешь о детях?

— Естественно.

— И… сколько собираешься их иметь?

Поняв ход его мыслей, Мелисса рассмеялась:

— Не шестнадцать, уж это точно. Троих или четверых вполне хватит. И не уходи от разговора. Твою мать будут приглашать на все семейные торжества. Если я и откажусь приглашать ее, моя мама такого не допустит. На таких праздниках все веселятся и смеются. Неужели твои раны по‑прежнему будут кровоточить? Неужели омрачишь людям радость?

Он снова поджал губы.

— Очевидно, я ничего не могу с собой поделать. Но ничего, выживу.

— А ты хотя бы дал ей шанс попросить прощения? — взвилась она.

— У нее было немало возможностей.

— Неужели? Если ты такой же неуступчивый и жесткий, как сейчас, не думаю, что она посмела к тебе подступиться.

— А чего еще ты от меня ожидала? — вздохнул он. — Чтобы я простил ее за то, что бросила меня? Она избавилась от своего сына, Мелисса. Отдала его брату.

— Но она знает, что ты к ней испытываешь?

— Она знает, что я ее презираю.

— В этом‑то и беда, Линк. Ты нисколько ее не презираешь. Наоборот, любишь, так же сильно, как и тогда. Поэтому тебе так тяжело. Вот от какой боли следует избавляться!

Глава 51

Мелисса не переставала пилить Линкольна, пока тот не согласился повидаться с матерью. Но сдался не сразу. Кроме того, пришлось долго просить разрешения поехать с ним. Для этого, разумеется, потребовался эскорт.

На эту роль напросились Джейми и Нилл. Они отправились в путь сразу после обеда. Мелисса была непривычно молчалива, мучаясь вопросом, чем может помочь. Разве можно становиться между матерью и сыном? Однако должен же быть способ исцелить старые раны?

Мелисса сама не понимала, на что надеется. Да, у Линкольна немало причин для горечи. Но простое «мне так жаль» может творить чудеса. Это предполагало, что его мать действительно жалеет. Ну а если нет… Значит, все ее старания окончатся ничем. Но Элинор Росс не кажется равнодушной холодной женщиной. Во время редких встреч она производила впечатление тихой, непритязательной особы, к тому же много страдавшей.