Лицо в темноте - Робертс Нора

Эмма кивнула. Она прижимала к себе Майкла. На какое-то мгновение, когда он прикасался к ней, она что-то ощутила. Что именно, она вспомнить не могла. Она ничего не могла вспомнить.

— Больше не станешь встречаться с ним, да?

— Да.

— Никогда?

— Да, я не буду встречаться с ним.

— И никогда не наденешь это платье шлюхи. — Схватив за ворот, Дрю разорвал его до талии. — Ты заслуживаешь наказания, Эмма. Заслуживаешь?

— Да.

Сознание покидало Эмму, потом возвращалось. Она пролила мамины духи. Она не должна трогать маминых вещей. Она противная девчонка и должна быть наказана.

— Это для твоего же блага.

Она не кричала до тех пор, пока Дрю не ударил ее кулаком в живот и не начал хлестать своим ремнем. Эмма потеряла сознание задолго до того, как он остановился.

Глава 32

Дрю больше не просил прощения. В этом не было необходимости. Десять дней Эмма пролежала в постели, и все десять дней он твердил, что она сама виновата, объясняя снова и снова, что действовал исключительно в ее интересах.

Она ведь думала только о себе, не так ли, когда столько недель готовилась к выставке? Она ночь за ночью оставляла мужа одного, а затем насмехалась над их браком, публично флиртуя с другим мужчиной.

Она вынудила наказать ее, заслужила это и виновата сама.

Хотя несколько дней после выставки телефон звонил не переставая, Эмма ни с кем не разговаривала. Дрю прикладывал лед к ее распухшим губам, кормил бульоном, давал обезболивающие таблетки, чтобы она могла спать.

Потом он сказал, что все звонят лишь для того, чтобы пообщаться с ним. А им необходимо побыть вдвоем, заняться семьей, сделать наконец ребенка.

Она же хочет иметь семью, не так ли? Хочет быть счастливой, хочет, чтобы о ней заботились? Если бы она не отдавала столько времени работе, она уже давно бы забеременела. Разве не этого она хочет?

И когда Дрю так спрашивал, постоянно сверля вопросами, Эмма соглашалась. Но ее согласия всегда было недостаточно.

Она проснулась в темноте, разбуженная музыкой. «Это сон», — убеждала она себя, кутаясь в одеяло и силясь проснуться. Однако даже открыв глаза, Эмма продолжала слышать песню, которую пел давно умерший человек. Дрожащими пальцами, она потянулась к выключателю ночника, щелкала, щелкала и щелкала им, но свет не зажигался, не разгонял тьму.

Музыка становилась все громче, Эмма зажала уши руками и все равно слышала ее, дрожащую, пульсирующую, пока музыка не потонула в ее крике.

— Ну, Эмма, все хорошо. — Дрю гладил ее по голове. — Опять кошмар? Пора бы вырасти из кошмаров.

Эмма вцепилась в него, спасителя, единственную прочную веревку, способную вытащить ее из моря страха и безумия.

— Это было не во сне. Я слышала песню… которая звучала ночью, когда убили Даррена.

— Никакой музыки не было.

Дрю незаметно положил на столик пульт стереокомплекса.

«Хороший урок», — думал он, прижимая к себе дрожащую жену. Хороший способ держать ее в зависимости и повиновении.

— Я слышала ее, — всхлипывала Эмма. — И свет не зажигался.

— Ты уже достаточно взрослая, чтобы не бояться темноты, — ласково произнес он, втыкая вилку ночника в розетку и Щелкая выключателем. — Так лучше?

— Спасибо, — кивнула она. Ее затопила волна признательности. — Не оставляй меня одну, Дрю. Пожалуйста.

— Я же сказал, что буду заботиться о тебе. — Улыбаясь, он продолжал гладить ее по голове. — Я не оставлю тебя одну, Эмма, не беспокойся.

К Рождеству она думала, что все опять наладилось. Дрю освободил ее от житейских мелочей: сам выбирал для нее одежду, разговаривал за нее по телефону, занимался всеми денежными вопросами.

Эмма должна была заботиться только о доме и муже. Не надо было больше принимать решения. Все фотопринадлежности и камера заперты, но они уже не интересовали Эмму. А когда она вспоминала о своей работе, ее охватывала депрессия.

На Рождество Дрю подарил ей бриллиантовый кулон, и этот подарок вдруг вызвал у нее желание заплакать.

Она сдала кучу анализов, чтобы выяснить причины своего бесплодия. Когда сведения об этом просочились в прессу, Эмма пережила унижение молча, затем вовсе перестала читать газеты. Для нее почти не имело значения то, что происходило за стенами дома. Ее мир заключался в семи комнатах, выходящих окнами на Центральный парк.

Врачи подтвердили, что у Эммы нет физиологических причин для бесплодия, и она застенчиво намекнула, чтобы Дрю тоже сдал анализы.