Ее любили все - Вербинина Валерия

Виктория почувствовала, как у нее по спине пробежали мурашки. У нее было хорошо натренированное воображение, и она легко могла представить себе, что таилось за этой оговоркой. Интересно, сколько раз, оставаясь наедине с собой, старый писатель говорил с умершей, звал ее по имени, плакал? У нее сжалось сердце.

– Валентин, – капризно напомнила Илона Альбертовна, – тебе нельзя волноваться.

– В самом деле, – поддержал ее профессор.

– Папа, может, тебе лучше сесть? – жалобно спросила Лиза.

Она думала: «Надо было отговорить его от этой безумной затеи. Но он во что бы то ни стало хотел собрать нас здесь… именно на старой даче, каравелле, как она ее называла… куда она зачем-то ехала в день, когда произошла катастрофа».

– Нет, я постою, – ответил Валентин Степанович и ободряюще улыбнулся дочери.

Он слегка коснулся рукой груди и, сделав паузу, продолжал:

– Я бы хотел предложить тост за Евгению. Она навсегда останется такой, какой мы ее помним… в наших сердцах. Потому что, хотя ее больше нет с нами, пока мы ее помним… пока мы ее помним, значит, не все пропало. И в этот день… – Он махнул рукой, его губы дрожали. – Извините, – совсем тихо закончил он.

Виктория поняла, что он находится на пределе, и поспешила на помощь.

– За Евгению, – сказала она, поднимаясь с места. За ней следом поднялся Кирилл, потом Макс, потом Каверины, потом остальные. Молча выпили вино, дрожавшее в бокалах, и так же молча сели обратно за стол.

Опустившись на сиденье, Виктория бросила взгляд на стоявшие часы. «Видит ли она? Знает ли она, там, где она сейчас, что ее не забыли, что… или это все наши иллюзии, как и бесконечные истории о призраках, о возвращениях, о верности живых тем, кто давно ушел и никогда не сможет все это оценить…»

– Интересно, няня уже уложила детей спать? – вполголоса спросила Лиза у мужа. – Какая-то она бестолковая, по-моему.

– Рано еще, – ответил Филипп. – А про няню ты зря. Хорошая девушка.

– Я ей потом позвоню, – решила Лиза.

Поскорее бы этот вечер закончился, мелькнуло у нее в голове. Они узнают условия завещания отца и разъедутся. Вообще, по правде говоря, можно было бы отлично устроить вечер памяти в Москве, а не тащить всех в эту глушь, откуда до МКАД не меньше часа. Да еще пробки, скверные дороги, гололед, метель, которая никак не хочет стихать…

– Интересно, этот салат с чем? – задумчиво спросил критик, глядя на наполовину опустошенное блюдо, судя по всему, пользовавшееся популярностью у гостей.

– С ядом, – тут же подоспел добряк Кирилл.

– Полно вам, Кирилл, – укоризненно проговорила Надя. – Он с кальмарами.

– Ядовитыми, – предостерег бизнесмен. – Вы что, забыли, что один из нас должен умереть?

– Тьфу на вас, – возмутился Дмитрий Каверин. – Никто не умрет, нас за столом четырнадцать.

– Это будет прорыв в детективном жанре, – хмыкнул критик, накладывая себе большую тарелку ядовитых кальмаров. – Кстати, Вика, если бы ты писала о нас свой очередной дефективчик, кого бы ты убила первым?

– Она пишет детективы, а не дефективы, – угрожающе напомнил Кирилл и сжал вилку, как кинжал.

– В любом случае к литературе сей жанр не имеет ни малейшего отношения. – Критик Подгорный сел на своего любимого конька и, судя по всему, вовсе не собирался с него слезать.

– Докажи, – отрезала Виктория. – А я тебе в ответ докажу, что «Гамлет» – вполне себе детектив, причем мистический. И что истории с убийствами и расследованиями этих убийств сочиняли задолго до Эдгара Аллана По, который считается основоположником жанра. Кстати, про него ты тоже скажешь, что это не литература?

– По много чего писал, – вывернулся Подгорный. – Не только детективы.

– И Конан Дойль много чего писал, – кивнула Виктория. – И Честертон, и незабвенная миссис Кристи. Но лучшие их произведения созданы именно в жанре детектива. Хотя сам Конан Дойль считал, что лучшая его книга – роман «Белый отряд». Ну и кто его помнит?

– Дорогуша, – сладким голосом произнес критик (он отлично помнил, что Виктория терпеть не могла, когда к ней так обращались). – Дорогуша, я говорю не о Конан Дойле и не о миссис Кристи, и даже не об авторе «Гамлета». Современная российская литература – вот что меня волнует. А ее уровень благодаря таким авторам, как ты и тысячи других болванов, которые клепают посредственные романчики, удручающе низок. Вот пепел Клааса, который стучит в мое сердце. – Он мило улыбнулся Ире, которая слушала его, широко распахнув глаза, и, судя по всему, не понимала ни слова из того, что он говорил. – Черт возьми, я могу гордиться, что в XIX веке в моей стране были Лев Толстой и Чехов, что в следующем веке, несмотря на все исторические изломы, мать их за ноги, Булгаков и Алексей Толстой, который таки крупный писатель, что бы о нем ни говорили. А сейчас – кем ты прикажешь гордиться сейчас? У нас тысячи, десятки тысяч графоманов, считающих себя писателями, хотя многие из них, замечу в скобках, попросту безграмотны. И эти бездари – давайте уж называть вещи своими именами, – эти симулякры, суррогаты, квазиписатели заполонили все прилавки, их читают, а нормальные авторы никуда не могут пробиться.

Услышав диковинное слово «симулякр», звучавшее как ругательство, Кирилл вытаращил глаза и поперхнулся. Виктория легонько постучала его по спине.

– Наверное, это заговор? – предположил рыжий Дмитрий, насмешливо блестя глазами.

– О да, – поддержала его Виктория. – И самая популярная авторша страны Жозефина Покрышкина стоит с базукой у входа в каждый книжный и силой заставляет несчастных читателей покупать ее книги.

– Когда ничего, кроме нее, не печатают… – вновь начал Подгорный.

– А я тебе говорю, – оборвала его Виктория, – что в любом мало-мальски приличном книжном книги на все вкусы. И детективы, и сочинения о ловле бабочек, и реалистический роман – не люблю я слово «мейнстрим», оно дурацкое. Современные писатели не настолько глупы, чтобы писать в стол, тратя колоссальный труд на тексты, которые никто не увидит… они ищут и находят небольшие издательства, готовые рисковать, и издаются, и получают премии, между прочим. Что касается детектива, фантастики, любовного романа, которые так тебе не нравятся, – когда вы наконец поймете, что нельзя охаивать весь жанр целиком, что нет ни хороших, ни плохих жанров, есть только книги, зачастую совершенно разные, и авторы, тоже разные. А тебе хочется, чтобы все покупали только книги о ловле бабочек, но этого не будет, не будет никогда!

– О господи, – простонала Лиза. – Вы что, опять ссоритесь?

– Это вечный спор интеллигентов между собою, – с широкой улыбкой пояснил Макс, который слышал всю перепалку. – Ведется он таким образом: «Дурак!» – «Сам дурак!»