Лицо в темноте - Робертс Нора

Они увидели друг друга одновременно. Все здравые мысли, все сомнения, которые мучили Эмму на протяжении всего полета, улетучились в тот же миг, когда Майкл тут же сгреб ее в объятия. К радости остальных пассажиров, он молча целовал Эмму на глазах у всех.

— Привет, — сказала она, когда ей удалось перевести дух, и погладила Майкла по щеке.

— Привет. — Он снова поцеловал ее. — Рад видеть тебя.

— Надеюсь, ты ждал не долго.

— По-моему, больше одиннадцати лет. — И Майкл направился к выходу из аэровокзала.

— Ты не собираешься меня опустить?

— Нет. Как прошел полет?

Засмеявшись, Эмма чмокнула его в щеку:

— Не можешь же ты нести меня через весь зал.

— Законом это не запрещено. Я узнавал. Наверное, у тебя есть багаж?

— Есть.

— Хочешь забрать его сейчас?

— Не очень.

* * *

Два часа спустя они лежали в постели и ели из одной вазочки мороженое.

— До встречи с тобой у меня не было привычки есть в постели. — Зачерпнув полную ложку, Эмма протянула ее Майклу. — В пансионе мы с Марианной тайком приносили в комнату батончики «Херши» и, когда гасили свет, поедали их в постели, но это считалось совершенно недопустимым.

— А я считал, что, когда гасят свет, девчонки притаскивают к себе в комнату мальчишек.

— Нет. Только шоколад. О мальчишках приходилось лишь мечтать. Мы постоянно говорили о сексе и с завистью смотрели на девочек, которые хвастались своим опытом. — Эмма улыбнулась. — Это гораздо лучше, чем я себе представляла.

— Если ты позволишь мне переехать к тебе, мы сможем заниматься этим гораздо чаще.

Он выжидающе смотрел на нее. «Ему нужен ответ», — подумала Эмма.

— Я еще не решила, оставить этот дом или подыскать другой. — Она говорила правду, но оба поняли, что это скорее отговорка, чем ответ. — Мне нужны помещения для студии и фотолаборатории. Я хочу найти место, где все это будет.

— Здесь, в Лос-Анджелесе?

— Да. — Нью-Йорк больше никогда не станет ее домом. — Мне бы хотелось начать здесь.

— Хорошо.

Вряд ли Майкл понял, что она имела в виду под словом «начать».

— Я должна подготовиться к следующей выставке. У меня есть кое-какие связи, и если ее удастся приурочить к книге…

— Какой книге?

— Моей. Про «Опустошение». От первых фотографий, сделанных мной еще в детстве, до последнего турне, в которое я ездила с папой. Книга откладывалась из-за… из-за того, что произошло. Но должна выйти месяцев через шесть. — Эмма бросила взгляд за окно. Налетевший с моря ветер принес ливень. — У меня есть еще один замысел. Похоже, издатель заинтересовался.

— Почему ты мне не сказала? — Прежде чем Эмма успела оправдаться, Майкл крепко поцеловал ее. — У нас только бутылка минеральной, чтобы отметить это. О-о!

— В чем дело? — снова напряглась она.

— Мать убьет меня, если не получит от тебя автограф на презентации.

И все? Ни претензий, ни вопросов, ни критики?

— Я… издатель желает, чтобы я отправилась в поездку. Это означает, что несколько недель я буду в разъездах.

— Я тебя увижу у Донахью?

— Не знаю. Идут переговоры. Я сказала, что в первый месяц после выхода книги я готова сделать все, чего от меня потребуют.

Ее тон заставил Майкла удивленно поднять бровь.

— Это тест, да? Ты ждешь, не вырастут ли у меня клыки приупоминании о том, что у тебя есть собственная жизнь?

— Возможно.

— Извини, что разочаровал тебя.

Он хотел встать, но Эмма удержала его:

— Не надо. Если я несправедлива, извини. Не всегда легко быть справедливой. — Она провела рукой по волосам. — Я, конечно, не должна сравнивать, но не могу удержаться.

— Старайся, — глухо предложил Майкл и потянулся за сигаретами.

— Черт возьми, Майкл, я могу сравнивать только с ним. Я никогда не жила с другими мужчинами, никогда не спала с другими мужчинами. Ты хочешь, чтобы я делала вид, будто этого периода моей жизни не было? Что я никогда не позволяла использовать себя, делать себе больно? Я должна все забыть и жить так, чтобы ты мог заботиться обо мне? Каждый мужчина, игравший важную роль в моей жизни, хотел забрать все в свои руки, утверждая, что я слабая, глупая, беззащитная женщина и не могу принимать решения.

— Успокойся.

Но Эмма уже соскочила с кровати:

— Всю жизнь меня запихивали в угол ради моего блага. Отец хотел, чтобы я забыла о Даррене, не переживала о нем, не думала о нем. Я не должна была волноваться и по поводу того, что он делал со своей жизнью. Потом Дрю вообще избавил меня от забот. Я слишком доверчива, чтобы заниматься своими финансами, друзьями, работой. И я, черт побери, привыкнув, что мне указывают направление, просто шла куда говорят. А теперь, выходит, я должна забыть все это, позволить тебе занять освободившееся место и снова попасть под чью-то опеку?