Дети белой богини - Андреева Наталья

Вернувшись в столовую, он решил спрятать рисунок в холле, в одном из платяных шкафов. Открыв его, увидел куртку Германа, его обувь. Вновь зацепило за живое, внутри дрогнуло, но ни думать, ни делать что-то сил не было. Хоте­лось только одного: спать. Смертельная усталость парализовала все тело. Свернув плакат в трубку, поставил его в шкаф, решив, что подумает об этом завтра. Поплелся обратно в столовую, рухнул на диван и провалился в глубокий сон. Теперь уже настоящий.

Ночные кошмары у него и раньше случались. Причем, проснувшись, не мог понять, сон это был или реальность. Так бывает у нервных лю­дей, живущих в постоянном напряжении. Очнув­шись, они первое время даже видят то же самое, что и во сне. И не сразу возвращаются в реаль­ность. Вот и он не мог утром понять, что же на самом деле случилось. Помнил, что выпил вод­ки, потом снотворное, а перед этим беседовал с Германом. О Маше. И вот вам, пожалуйста! Ноч­ной бред!

Поворочавшись с боку на бок, отметил, что плакат висит на стене. Как это висит?! Да, да, да! Женщина в красном платье, улыбаясь, изги­балась пр-змеиному у красной машины. Но ведь ночью он снял плакат со стены, сделал рисунок, потом спрятал его в шкафу, в холле! Паранойя! Значит, это был всего лишь сон! Ну разумеется! После такой дозы снотворного и двух рюмок водки и не такое приснится! Перевел взгляд на часы. Ого! Половина десятого! Маша уже вер­нулась с ночного дежурства! Увидит, что его нет дома, и начнет волноваться. Сегодня у них дол­жен состояться серьезный разговор. Она соби­ралась что-то ему рассказать. Что-то очень важ­ное... Тут только заметил, что в доме подозри­тельно тихо. То есть для него всегда тихо, но есть живая тишина, а есть мертвая. Когда одиноче­ство. Он давно уже научился определять одиночество по отсутствию вибрации. Иногда даже казалось, что чувствует, как люди дышат. Сей­час тишина была мертвой. Но ведь Герман ска­зал, что на работу не пойдет. Выходной. А жен­щина, которая была у него ночью? Где она? Да что это он! Не было никакой женщины. И не было рисунка. Он поругался с женой, расстро­ился, пришел ночевать к другу, выпил немного, расслабился и лег спать. Все остальное только приснилось.

Поднявшись, невольно застонал: голова боле­ла. Не надо было вчера принимать снотворное на спиртное. Это все Герман. Он виноват. Но где ж он сам? Где хозяин? Александр пошел в ванную, стал умываться. Увидев свое лицо в зеркале, сно­ва вспомнил ночной кошмар. Его передернуло от отвращения. Приснится же такое! Выйдя из ван­ной, громко и отчетливо прокричал:

- Герман! Я уже встал! Спускайся!

Ответа не было или он не расслышал. Удоб­но ли будет подняться наверх и заглянуть в спальню? Вспомнил голую блондинку в посте­ли у Германа и лодумал, что неудобно. Крикнул еще раз:

- Герман! Гора! Хватит дрыхнуть! Спускайся! И вновь нет ответа, Прислушался к своим ощущениям: вибрации тоже нет. Тишина. Мерт­вая. Пожав плечами, прошел на кухню, включил телевизор. Какое-то время подождал. Поставил чайник, чувствуя, что начинает раздражаться. Уйти, не предупредив хозяина? Нет, так нельзя. Надо подняться наверх.

Он уже направился к лестнице, когда входная дверь неожиданно открылась. Оказывается, она и не была заперта. Горанин, хмурый и непривет­ливый был в кожаной куртке на меху, в джинсах, забрызганных грязью. Темные волосы намокли под дождем.

- Ты же говорил, что сегодня выходной! - как можно веселее сказал Завьялов. - А сам гуляешь! Да еще под дождем! Романтики захотелось?

- Как себя чувствуешь? - спросил Герман, ве­шая куртку в шкаф. Лица его при этом не было видно. Голос звучал глухо.

- Нормально. А что такое?

- Кажется, чайник кипит.

- Я не слышу.

- Кипит, - уверенно сказал Герман и пошел на кухню.

Чайник уже отключился, из носика шел пар. Горанин устало присел на табурет.

- Мне надо позвонить Маше, — сказал Алек­сандр. Она волнуется! Раньше я всегда ночевал дома!

Он кинулся было к висевшему на стене аппа­рату, но Герман вдруг громко и отчетливо сказал:

- Сядь.

И Александр услышал. Обернулся, спросил растерянно: -Что такое?

- Сядь, Саша, - устало повторил Герман. И, потерев лицо ладонями, добавил: - Не выспался. Подняли с постели в шесть утра. В городе чрез­вычайное происшествие.

- Убийство? - охнул Завьялов. Потом заходил взад-вперед по комнате, размахивая руками: - Ну я же предупреждал! Я тебя предупреждал!

- Но ты не предупреждал, что это будет твоя жена! - сорвался вдруг на крик Горанин.