Дети белой богини - Андреева Наталья

- Ты тоже извини. Что ответил.

- Еще бы ты меня оттолкнул! Тогда бы у меня уже точно была истерика! Какие вы, мужчины, странные!

- Да уж...

На его взгляд, странными были женщины. Их поведение не поддавалось логике. Непредсказуе­мая реакция - вот что его всегда пугало. Как стро­ить отношения, если вместо «да» слышишь «нет», а вместо «не знаю» уверенное «конечно!»?

Вероника подошла к окну, отодвинула зана­веску и замерла. Он догадывался: смотрит на кот­тедж Германа. Подошел и неожиданно для себя обнял девушку за плечи. Почувствовав запах ее волос, мягко коснулся их губами, словно хотел попробовать на вкус, так они сладко пахли. Про­шептал:

- Ну что? Что такое?

- Нет. Ничего, — также шепотом сказала она. -Ты часто туда смотришь?

- Каждый день.

- И что это? А?

- Не знаю. Может, маленькое безумие?

- Если я когда-нибудь захочу сбежать отсюда, из этого города, я сделаю это с тобой! - реши­тельно сказала Вероника.

Он ничего ей не ответил, только подумал, что вот это уже безумие большое. И не надо бы ему случится. Там, на краю Долины Бедных, свети­лись окна Германа. Д пока они светятся, покоя им обоим не будет. Ни ему, ни Веронике.

...Она ушла минут через десять. Александр долго стоял у окна и смотрел, как «Жигули» еха­ли по дороге, ведущей к Долине Бедных. У кот­теджа Германа машина не остановилась, проеха­ла мимо. Он почему-то вздохнул с облегчением. Будто уже имел на девушку какие-то права...

УБЫВАЮЩАЯ ЛУНА

День первый

«ЕСЛИ Я КОГДА-НИБУДЬ ЗАХОЧУ СБЕЖАТЬ отсюда, из этого города...» Куда сбежать? Ее-то, может быть, и ждут в том огромном мире, что от­крывается за пределами дряхлеющего силуэта N, но его не ждут точно.

На следующее утро, анализируя события про-шедшегЪ дня, он никак не мог принять верное решение. Поверить или нет? Поставить в этом деле точку или искать дальше? И что искать? Пойти против Германа, значит пойти против го­рода. А город не простит. Городу проще считать так, как считает Горанин. Меньше проблем. Но есть еще Вероника...

После обеда он отпросился у начальницы в поликлинику.

- Плохо себя чувствуете, Александр Алексан­дрович? - сочувственно посмотрела на него Ва­лентина Владимировна.

- Давно не показывался врачу. Разнервничал­ся что-то. Вы, должно быть, слышали о вчераш­нем происшествии?

- Об уголовнике, которого ночью зарезали на рынке, у пивнушки?

- Задушили, — поправил он.

- А говорят, зарезали... Говорят еще, что это он убил вашу жену.

- Да, наверное. Мне в связи с этим надо будет заглянуть в прокуратуру. Вы уж простите нера­дивого работника.

- Да что вы! Что вы! - замахала руками на­чальница. - Я удивляюсь, как хорошо вы держи­тесь! Подумать только, жену убили! Ужас какой! Следствия, допросы, опознания. И все это после тяжелого ранения! Как вам, должно быть, трудно все пережить!

- Это скоро закончится, - с грустью в голосе сказал он. - И я все время буду при вас, милые мои женщины.

Женщины переглянулись и слегка смутились. Ого! Он, кажется, научился говорить компли­менты!

Завьялов отправился в городскую поликлини­ку. Невропатологи в городе были в большом де­фиците. На Фабрике, где был прописан, прием велся два раза в месяц, очередь выстраивалась огромная. В городской же поликлинике, благода­ря связям Маши, его принимали беспрекословно, в любой день и в любое время. Но после ее смерти он к врачу ни разу не заглядывал.

Талончиков не было, разобрали еще с утра, но, едва взглянув на него, девушка, работающая в регистратуре, сказала:

- Одну минутку.

И тут же выписала дополнительный талончик. Подавая ему карту, предупредила:

- Алексей Иванович принимает до двух. Вы последний в очереди. - И тихонько вздохнула.

То, что он оказался последним, было ему на руку. Не о своих болезнях собирался Завьялов беседовать с врачом.

Увидев его, Алексей Иванович возбужденно сказал:

- Ну, наконец-то! Что ж вы не заходите, Алек­сандр Александрович? Избегаете нас. А ведь вам нужно регулярно показываться в течение этого, да и следующего года! Такое ранение! С подоб­ными вещами не шутят!

- Со мной все в порядке.

Он положил на стол карту, к которой тут же потянулась черненькая, очень уж смазливая мед­сестра. Ее* волосы были стянуты в хвост яркой пластмассовой заколкой, огромные глаза сияли, как два маленьких солнца.