Северное сияние - Робертс Нора

— Приходи через час. Номер 232. А сейчас уйди, Игнейшус.

Она зашагала по лестнице, не позволяя себе ни о чем думать. Сначала она должна остаться одна. Есть вещи, которыми она ни с кем не хотела бы делиться.

Хорошо, что Нейт не стал настаивать. Где-то в глубине души возникло благодарное чувство — все-таки он молодец. Мег смогла оценить его выдержку и понимание. Она вошла в комнату, куда уже успела занести вещи, заперла дверь на ключ, накинула цепочку. Потом прошла в ванную, села на холодный пол и зарылась головой в колени. Слез не было. Ей хотелось поплакать, но потом, позже. Сейчас она плакать не станет. Сейчас ею владеют три чувства — негодование, потрясение и злость.

Кто-то убил ее отца и бросил в горах. На долгие годы. А она столько лет жила без отца. И думала, что он бросил их с матерью. Счел ее недостойной его любви, его внимания. Недостаточно умной. Или красивой. Вариант мог быть любой, в зависимости от настроения, в котором она вспоминала об отце и ощущала пустоту в душе.

Но он, оказывается, от нее не ушел. Он пошел в горы, это было для него так же естественно, как дышать. И погиб. Но его убили не горы — это она приняла бы как судьбу. Его убил человек, а такое вообще невозможно принять. Или простить. Или оставить безнаказанным.

Мег поднялась, разделась и встала под холодный душ. Стояла до тех пор, пока в голове не прояснилось. Тогда она оделась и легла в постель. Так она и лежала в темноте и думала о том дне, когда она в последний раз видела отца.

Он пришел к ней в комнату, где она делала вид, что готовится к контрольной по истории. Если сказать, что делаешь уроки, можно не заниматься домашними делами. Они ей до смерти надоели.

Мег помнила, как обрадовалась тому, что пришел отец, а не мать. Отец никогда не ругал ее за несделанные уроки или невыполненные обязанности по дому.

Своего отца Мег считала самым красивым мужчиной на свете. Длинные черные волосы, мимолетная улыбка. Всему, что она считала важным, научил ее отец. Рассказал о звездах и горах, о том, как выживать в лесу. Как развести костер, как ловить рыбу — а потом чистить улов и готовить еду.

Он брал ее к Джекобу на уроки пилотирования, и это был их секрет.

Дочь лежала на кровати и читала. Он бросил взгляд на книгу.

— Скукотища!

— Ненавижу историю. Завтра у нас контрольная.

— Ерунда. Справишься. Всегда же справлялась! — Он сел рядом и пощекотал ее за бока. — Слушай-ка, девочка, мне надо ненадолго уехать.

— Как это?

Он сделал жест большим и указательным пальцем.

— С чего это нам вдруг деньги понадобились?

— Послушать твою маму, так у нас их сроду не хватает. Ей лучше знать.

— Я слышала, как вы сегодня ругались.

— Ничего серьезного. Мы любим ругаться. Найду какую-нибудь работенку, подзашибу бабок. И все будут счастливы. Недельки на две уеду, Мег. От силы — на три.

— Когда тебя нет, мне даже заняться нечем.

— Что-нибудь придумаешь.

Несмотря на свои тринадцать лет, она видела, что для себя отец уже все решил. Он автоматически потрепал ее по голове, как сделал бы какой-нибудь дядюшка, но не отец.

— Вернусь — на рыбалку рванем.

— Ага. — Она надула губы и решила, что ей до него нет дела. Ведь ему нет дела до нее.

— Пока, булочка.

Она усилием воли удержала себя от того, чтобы вскочить и броситься ему вдогонку, обнять крепко-крепко, пока он еще не уехал.

С тех пор она без конца ругала себя за то, что тогда не поддалась порыву и не подарила себе и отцу этого прощального прикосновения.

Она и сейчас об этом жалела, пока перебирала в памяти детали этого последнего разговора.

Мег так и лежала в темноте, пока в дверь не постучали. Она вздохнула, поднялась, включила свет, пригладила рукой волосы — еще не высохли после душа.

Она открыла дверь и увидела Нейта с подносом в руке. Второй стоял рядом с ним на полу.

— Надо поесть. — Сам он ненавидел, когда в него впихивают еду или навязывают сострадание в тот момент, когда ему свет белый не мил. Но такой прием срабатывал, а это главное.

— Хорошо. — Она показала на кровать — другой достаточно большой поверхности, чтобы исполнить роль обеденного стола, в номере не было. Она нагнулась и подняла второй поднос.

— Если хочешь побыть одной, скажи — я сниму себе отдельный номер.

— Нет смысла. — Она села на кровать по-турецки и, не обращая внимания на салат, немедленно впилась зубами в бифштекс.

— Это мой. — Он поменял местами поднос. — Мне сказали, ты любишь с кровью. А я — нет.