Северное сияние - Робертс Нора

— Ни одной мелочи не упустишь, да? А вместо виски кофе почему-то принес.

— Если хочешь выпить, скажи, я сбегаю за бутылкой.

Она вздохнула и продолжила есть мясо.

— Не сомневаюсь. Угораздило же меня остаться ужинать в Анкоридже с симпатичным парнем.

— Вообще-то, я не симпатичный. Я дал тебе час времени, чтобы ты пришла в себя. А потом принес еду, чтобы ты подкрепилась и смогла рассказать мне о своем отце. Мне очень жаль, Мег, это для тебя тяжкий удар. Когда ты мне все расскажешь, пойдем к следователю и зафиксируем показания.

Она откусила мясо и поковыряла вилкой картошку.

— Хочу тебя спросить. Там, откуда ты приехал, ты был хорошим полицейским?

— Это практически единственное, что у меня получалось.

— И убийства вел?

— Да.

— Я поговорю с тем, кого поставили вести это дело. Я хочу, чтобы ты его для меня расследовал.

— Я тут мало что могу сделать.

— Сделать всегда есть что. Я тебе заплачу.

Он задумчиво жевал.

— Не обижаюсь, поскольку понимаю, какой это для тебя удар.

— Не знаю никого, кто считал бы плату за свой труд оскорблением. Ну, да ладно. Я хочу, чтобы негодяя, убившего моего отца, искал кто-то, кого я знаю.

— Меня ты почти не знаешь.

— Ну почему? Я, например, знаю, что ты хорош в постели. — Она улыбнулась. — Ну ладно, согласна, можно быть классным любовником и полным дерьмом как человек. А еще я знаю, что ты не бегаешь от трудностей и что у тебя хватает чувства ответственности — или глупости — прыгать очертя голову на ледник, чтобы спасать парня, которого ты видишь впервые в жизни. И предусмотрительности — чтобы спросить в ресторане, какой я люблю бифштекс, с кровью или прожаренный. И собаки мои тебя полюбили. Помоги мне с этим делом, шеф.

Он протянул руку и провел по ее влажным волосам.

— Когда ты его в последний раз видела?

— В феврале 1988-го. Шестого февраля.

— Ты знала, куда он едет?

— Он сказал — на заработки. Я так поняла, что здесь, в Анкоридже или в Фэрбанксе. Они с матерью ругались из-за денег. И по другим поводам. Обычное дело. Он сказал, будет отсутствовать недели две. И так и не вернулся.

— Мать подавала заявление об исчезновении?

— Нет. — Она нахмурила лоб. — Во всяком случае, мне об этом неизвестно. Мы решили, что он отправился в поход. Они перед этим поссорились, — продолжала Мег, — пожалуй, больше обычного. Он как-то дергался. Даже мне это было заметно. Честно говоря, он не был солью земли, Нейт. Безответственный мужик, но ко мне всегда хорошо относился, и все необходимое у нас было. Но Чарлин хотелось большего, вот они и ругались.

Она замолчала и продолжала есть.

— Он пил, курил травку, под настроение и поигрывал. Я его любила — может быть, как раз за это. Когда он ушел, ему было тридцать три — и теперь, с высоты своего возраста и опыта, я могу предположить, что его злило, что он стареет. Быть отцом почти взрослой дочери и из года в год жить с одной женщиной. Может быть, он был на каком-то перепутье, понимаешь? Может быть, как дань уходящей молодости, он и решил совершить зимнее восхождение? А может, и не собирался возвращаться. Но кто-то принял решение за него.

— Были у него враги?

— Наверное. Но не думаю, что кто-то хотел причинить ему зло. Он часто бесил людей своими выходками, но подлостей не делал.

— А твой отчим?

Она пару раз ковырнула вилкой салат.

— А что он?

— Как скоро после исчезновения твоего отца Чарлин опять вышла замуж? Как она добилась развода?

— Во-первых, никакой развод ей был не нужен. Они с папой официально не были расписаны. Он не придавал значения этим формальностям. Мать вышла замуж за старика Хайдела где-то через год. Если ты думаешь, что Карл Хайдел залез на Безымянный и зарубил моего отца, — забудь. Когда Чарлин его захомутала, ему было уже шестьдесят восемь лет. И пятьдесят фунтов жиру.

Словно опомнившись, она взяла миску и стала есть салат.

— Курил как паровоз. Да он и по лестнице-то с трудом поднимался.

— А кто мог пойти с твоим отцом в горы?

— Да кто угодно, Нейт. Охотники до адреналина всегда найдутся. Вот сегодняшние наши мальчишки — и глазом моргнуть не успеешь, а они уже будут рассказывать о своем приключении как о чем-то самом захватывающем в их жизни. Альпинисты — еще более сумасшедший народ, чем даже полярные летчики.

Он промолчал. Она вздохнула и опять взялась за салат.

— Он был хороший альпинист, пользовался надежной репутацией. Может быть, он нанялся вести группу на вершину? Или связался с парой таких же безумцев и решил плюнуть смерти в лицо.