Ее любили все - Вербинина Валерия

– Какие-то странные прогнозы передавали по телевизору, – заметил он. – То потепление обещают, то мокрый снег, а то и вовсе рекордное количество осадков.

– Ах, и не говорите! – кокетливо вскричала Илона Альбертовна. – Последнее время что ни Новый год, так обязательно дождь!

В дверь позвонили, и в холле из кухни показалась домработница Наталья. На ней был фартук, испачканный мукой, и она на ходу вытирала руки.

– Иду, иду! – крикнула она, когда звонок нетерпеливо повторился.

И тут Виктория почувствовала на себе чей-то взгляд. Она его словно кожей ощутила. Повернув голову, увидела на верху лестницы, которая вела на второй этаж, молодого человека, светловолосого и ладно скроенного, который с любопытством рассматривал группу людей внизу. Точнее, не с любопытством, а сосредоточенно и будто изучающе, словно пытался уяснить, что они собой представляют.

«Это еще кто?» – неприязненно подумал Кирилл. Ему незнакомец не понравился сразу же и бесповоротно.

Помедлив, тот стал спускаться по ступеням, и тут Виктория отчетливо увидела у него на виске косой шрам, как от старого пулевого ранения. Илона Альбертовна кисло улыбнулась.

– Это Олег Петрович, мой новый секретарь, – представил его писатель. – Раньше моими бумагами занималась Женя, но теперь…

Облачко набежало на его лицо, он умолк.

– Может быть, пройдем в гостиную? – деликатно предложил Свечников, чтобы сменить тему разговора.

Наталья меж тем уже впустила новых гостей. Миловидная девушка с длинными, вполщеки, ресницами отряхивала с воротника снег, а возле нее стоял человек, которого Кирилл не то чтобы не жаловал, а вообще терпеть не мог. Максим, он же Макс Доронин, богач, плейбой и красавец, он пару раз уводил у Кирилла его подружек. Это бы Кирилл еще стерпел, но однажды он застал Макса мило беседующим с Викторией, а это уже было куда серьезнее.

Вслед за гостями в холл протиснулся коренастый малый с добродушной широкой физиономией, которого Кирилл не знал.

– Максим Петрович, куда машину ставить? Она слишком большая, в гараж не заедет.

– Ну поставь куда-нибудь, – с раздражением бросил Доронин.

Шофер повернулся к выходу, но перехватил изучающий взгляд секретаря, который по-прежнему не проронил ни слова, и, как показалось Виктории, смутился. Бочком протиснувшись в дверь, покинул дом, Наталья вернулась на кухню.

– Максим Доронин, – на всякий случай представил вновь прибывших Валентин Степанович. – А барышня… э…

– Ира Короленко, очень приятно, – скороговоркой проговорила барышня и порозовела.

Это был экземпляр из породы «девушек» – длинноногих, ухоженных и красивых, которые обязательно должны находиться рядом с таким мужчиной, как Доронин. Само собой, ее имя забыли сразу же после того, как оно прозвучало. Разговаривая о погоде, мировом кризисе и последних сплетнях, гости двинулись в гостиную, расположенную в боковом крыле дома. Там Кирилл сразу же завладел графином с прозрачной жидкостью, который стоял на круглом одноногом столике, но, к разочарованию бизнесмена, в нем оказалась всего лишь вода. Однако тут он завидел в гостиной новое лицо, которого не было в холле, и в легком остолбенении остановился.

– Лев Подгорный, – объявил хозяин дома. – Думаю, все вы его знаете… кроме спутника Виктории, наверное.

Однако спутник Виктории отлично помнил поименованного прохвоста. Лев Подгорный принадлежал, как и Виктория Палей, к тем немногим молодым дарованиям, которым в смутные и мутные девяностые маститый писатель Адрианов помогал, чем мог. Пользуясь выражением XVIII века, можно сказать, что Валентин Степанович им покровительствовал, но если Виктория вполне оправдала его надежды и сделалась писателем, то Лев Подгорный стал критиком, да еще каким! Ядовитым, желчным, разящим. Он принадлежал к тем устрашающе высокодуховным интеллигентам, которые не признают ни детектива, ни фантастики, ни любовного романа, и высмеивал их, а также их авторов, где только мог. Две недавние статьи Подгорного посвящались как раз последнему роману Адрианова, который зубастый критик разнес в пух и прах, и крушению современного детектива, причем тут Подгорный по старой памяти проехался и по Виктории, приведя ее как пример небесталанного, но, увы, безнадежно деградировавшего автора. С широкой улыбкой Кирилл подошел к критику, который надменно (так ему казалось) посмотрел на него и поправил очки.

– Ух ты! Так критик Козьма Буквоедов – это вы?

– Так точно, милейший, – самодовольно признал Подгорный. В следующее мгновение безымянная девушка Макса-плейбоя взвизгнула, а Илона Альбертовна широко распахнула глаза: все оттого, что Кирилл с размаху звезданул критика кулаком в челюсть. Подгорный был широк в плечах и в росте ничуть не уступал Кириллу, но неожиданность нападения сделала свое дело. Он отлетел на метр, потеряв очки, а мужчины бросились оттаскивать разъяренного бизнесмена, который явно был не прочь размазать своего противника по ковру тонким слоем. Объединенными усилиями Макс и профессор отодрали Кирилла от жертвы, а секретарь как-то очень ловко ввинтился между ним и критиком, чтобы оградить персону Буквоедова-Подгорного от дальнейших покушений. Кирилл попытался было вырваться, но его держали крепко.

– Валентин! – плачущим голосом воззвала к мужу Илона Альбертовна. – Что же это такое?

– Ничего страшного, дорогая, – успокоил ее писатель, который был смущен не менее бывшей жены. – Небольшая… э… размолвка.

Виктория подошла к Кириллу вплотную и посмотрела ему прямо в глаза. Только вот ее спутнику все было нипочем: он дождался, дал-таки в пятак сукину сыну, из-за статейки которого Виктория плакала (тайком; она думала, что Кирилл ничего не видел, но, как уже говорилось выше, когда дело касалось Виктории, он видел все). Душа Кирилла пела, он воспрянул духом и решил, что сегодняшний вечер определенно прожит не зря.

– Он ненормальный! – простонал растерянный критик. Сидя на полу, он ощупывал лицо.

– Да оставьте же меня! – прошипел Кирилл на Макса и профессора, которые по-прежнему держали его. – Ладно, не буду я его трогать, пока хватит!

– Что происходит? – С этими словами в комнату вошла сутулая молодая женщина с невыразительным лицом и длинным носом. Это была Лиза, дочь Адрианова, единственный его ребенок, родившийся к тому же достаточно поздно. Как это нередко случается с детьми знаменитостей, природа сполна отыгралась на ней за те дары, которые выделила в свое время родителям. У Лизы не было ни ядовитого шарма матери, ни импозантности отца, не говоря уже о его литературном таланте. Однако от нее с детства ждали каких-то особенных свершений, и чем более явно выражалось это ожидание, тем больше Лиза замыкалась в себе. В конце концов, разумеется, все смирились с тем, что она обычный человек, просто хорошая женщина, хорошая жена и хорошая мать двоих детей, – но, прежде чем это произошло, Лизе пришлось изрядно натерпеться. До сих пор у нее был замкнутый, настороженный вид человека, вынужденного держать круговую оборону, и требовалось нешуточное усилие, чтобы заставить улыбнуться это хмурое, некрасивое лицо.