Мое ходячее несчастье - Макгвайр Джейми

Я бросился к двери и огляделся. Потом сбежал по ступенькам, осмотрев каждый дюйм пути от квартиры до парковки. Ничего. Голубка как будто испарилась.

Шепли вышел на порог, щурясь на свету и ежась от холода:

— Она рано проснулась и захотела поехать домой.

Я в два прыжка поднялся по лестнице, схватил Шепа за голые плечи и, заставив его попятиться, припер к стене. Он вцепился в мою футболку, сердито и удивленно посмотрел мне в лицо.

— Какого… — начал он.

— Ты отвез ее домой? В «Морган»? Среди ночи? На хрена?

— Она меня об этом попросила.

Я опять толкнул Шепли на стену. Закипавшая во мне ярость начинала брать верх над разумом. Америка, с растекшейся тушью на лице и всклокоченными волосами, вышла из спальни, на ходу завязывая поясок халата.

— Какого черта у вас тут творится? — спросила она, застыв при виде меня.

Шепли высвободил руку и сделал предостерегающий жест:

— Мерик, не подходи!

— Она была расстроена? Плакала? Почему уехала? — проговорил я сквозь зубы.

Америка сделала шаг вперед:

— Эбби просто не любит прощаться. Поэтому, Трэвис, я нисколько не удивилась, что она решила уехать, пока ты спишь.

Не отпуская Шепли, я посмотрел на Мерик:

— Она… плакала?

Сначала мне представилось, как Голубка содрогается от отвращения, жалея о том, что позволила засранцу, на которого ей наплевать, лишить ее невинности. Потом я подумал, что, наверное, случайно причинил ей боль.

На лице Америки страх сменился замешательством, а замешательство — злостью.

— Чего ради, Трэвис? — выпалила она. Судя по интонации, это был вызов, а не вопрос. — Чего ради ей расстраиваться и тем более плакать?

— Мерик, — проговорил Шепли, пытаясь ее остановить.

Но она продолжала наступать:

— Что ты с ней сделал?

Я отпустил Шепа и повернулся к его девушке, но теперь он схватил меня за грудки.

— Она плакала? — не унимался я.

Америка покачала головой и сказала, переходя на крик:

— Она была в порядке! Просто захотела домой! Что ты с ней сделал?

— У вас что-нибудь случилось? — спросил Шепли.

Я, не думая, развернулся и ударил кулаком по стене в нескольких сантиметрах от головы Шепа. Мерик вскрикнула, прикрыв рот рукой:

— Трэвис, прекрати!

Шепли схватил меня за локти и приблизил ко мне лицо.

— Позвони ей! — рявкнул он. — Успокойся, черт тебя подери, и позвони Эбби!

Америка легко пробежала в другой конец коридора и вернулась с телефоном в протянутой руке:

— На, звони!

Я выхватил трубку и набрал Голубкин номер. Раздались гудки, потом включилась голосовая почта. Я сбросил звонок и снова набрал. Потом еще и еще. Она не отвечала. Она меня возненавидела.

Я уронил телефон на пол. Грудь ходила ходуном. Почувствовав, как слезы обожгли лицо, я схватил первую вещь, которая попалась под руку, и швырнул в стену. Что бы это ни было, оно разлетелось на куски.

Повернувшись, я увидел стулья, которые стояли друг против друга перед стойкой для завтрака, точно так же как и накануне вечером. Я взял один из них за ножку и стал лупить по холодильнику. Стул сломался, дверца холодильника открылась, я пнул ее. Она опять открылась, я опять ее пнул, и так несколько раз. Наконец прибежал Шепли и закрыл холодильник.

Я протопал в свою комнату. Измятое белье на кровати показалось мне насмешкой над моей бедой. Я содрал с матраса простыню, сгреб в охапку одеяло, отнес все это на кухню и бросил в мусор. Потом проделал то же самое с подушками. Совсем обалдев от ярости, я стоял посреди своей спальни и пытался успокоиться, но не мог найти для этого повода. Утешать себя было нечем, — казалось, я все потерял.

Я принялся шагать по комнате и, дойдя до прикроватной тумбочки, остановился. Мне представилась Эбби, тянущаяся к верхнему ящику, чтобы его открыть. Я заглянул внутрь и увидел стеклянную банку с презервативами, к которым почти не притрагивался с тех самых пор, как встретил Голубку. Теперь, когда она сделала выбор, я и думать не хотел о близости с другой женщиной.

Схватив холодную стекляшку, я швырнул ее через всю комнату. Она ударилась о стену возле двери и разлетелась вдребезги. Полиэтиленовые пакетики рассыпались во все стороны.

Из зеркала над комодом на меня уставилось собственное отражение, и я, разинув рот, посмотрел себе в глаза. Моя грудь вздымалась, я весь трясся. По виду меня можно было назвать сумасшедшим, да я и правда не контролировал себя. В очередном порыве бешенства шарахнул по зеркалу кулаком. Осколки врезались мне в костяшки. На поверхности зеркала осталось кровавое пятно.

— Трэвис, перестань! — крикнул Шепли из холла. — Прекрати, чтоб тебя!..

Я бросился к нему, толкнул, потом вернулся в свою комнату, захлопнул за собой дверь и, упершись в нее руками, пинал, пока не сделал вмятину. Потом сорвал с петель и бросил в сторону. Тут Шеп снова меня схватил.

— Прекрати, я сказал! — прокричал он. — Ты пугаешь Америку!

На лбу у него надулась жила, которая проступала, только когда он бывал в ярости. Я толкнул его, он — меня. Я махнул кулаком, но он увернулся.

— Я съезжу, — умоляюще проговорила Мерик. — Увижу, что с ней все в порядке, и позвоню тебе!

Я опустил руки. Из открытой входной двери тянуло холодом, но с висков капал пот. Дышал я так, будто пробежал марафон.

Америка бросилась в комнату Шепли. Через пять минут вышла оттуда одетая и причесанная. Шеп подал ей пальто и, поцеловав на прощание, ободряюще кивнул. Она взяла ключи и ушла, хлопнув дверью.

— Сядь, черт возьми. И успокойся! — скомандовал Шепли, указывая на кресло.

Я закрыл глаза и сел, поднеся трясущиеся руки к лицу.

— Тебе повезло. Еще две секунды, и я позвонил бы Джиму. И твоим многочисленным братьям.

Я покачал головой:

— Не говори ничего папе.

Глаза защипало от соленых слез.

— Рассказывай, что произошло.

— Я трахнул ее. То есть нет, не я ее… а мы…

Шепли кивнул:

— И от этого вам обоим снесло крышу. Чья была идея?

— Эбби, — ответил я, моргнув. — Я пытался ее отговорить, предлагал подождать, но она меня разве что не умоляла. — На лице Шепа изобразилось почти такое же замешательство, какое чувствовал я сам. Я взмахнул руками и уронил их на колени. — Может, я сделал ей больно. Не знаю.

— Как она после этого себя вела? Сказала что-нибудь?

Я на секунду задумался.

— Сказала: «Ничего себе первый поцелуй!»

— А?

— Несколько недель назад она проболталась, что всегда нервничает из-за первого поцелуя с парнем. Меня это рассмешило.

Шепли нахмурился:

— В любом случае не похоже на то, чтобы она была огорчена.

— Я сказал, это ее последний первый поцелуй, — усмехнулся я, вытирая нос футболкой. — Шеп, я думал, все хорошо. Она наконец-то подпустила меня к себе. Но зачем было просить меня… перед тем как просто взять и уехать?

Шепли медленно покачал головой. Мое признание его озадачило.

— Не знаю, старик. Америка выяснит. Скоро мы поймем, в чем дело.

Я уставился в пол, прокручивая возможные варианты развития событий. Потом поднял на Шепа глаза и спросил:

— Что мне делать?

Он взял меня за плечо:

— Для начала приберись. До их звонка тебе точно хватит работы.

Я вернулся к себе в спальню. Выбитая дверь валялась на голом матрасе. По полу были разбросаны осколки зеркала и банки. Можно было подумать, в комнату попала бомба.

Шепли появился на пороге с совком, веником и отверткой:

— Я займусь стекляшками, а ты — дверью.

Я кивнул и принялся за работу. Едва успел ввинтить последний шуруп, зазвонил телефон. Я вскочил с пола и, подбежав к тумбочке, схватил трубку. На ней высветился номер Америки.

— Мерик? — проговорил я, задыхаясь.

— Это я, — тихо ответила Эбби.

Она явно нервничала. Я хотел уговаривать ее вернуться и собирался просить прощения, но спохватился, что не знаю, в чем я виноват. Тогда я рассердился:

— Как это понимать, Эбби? Я просыпаюсь — тебя нет! Выясняется, что ты взяла и смотала удочки, даже не попрощавшись? Какого хрена?

— Извини, я…

— «Извини»? Да я чуть с ума не сошел! Ты сбегаешь среди ночи, не отвечаешь на звонки… Почему?! Я думал, между нами наконец-то все наладилось!

— Мне просто нужно было время, чтобы подумать.

— Над чем подумать? — Я замолчал, испугавшись возможного ответа на вопрос, который собирался задать: — Я… сделал тебе больно?

— Нет! Дело совсем не в этом! Мне правда, правда жаль, если я тебя расстроила. Но наверное, Америка сказала тебе, что я не люблю прощаться.

— Мне нужно тебя увидеть, — сказал я с отчаянием.

Эбби вздохнула:

— Сегодня у меня много дел. Надо распаковать вещи и перестирать гору белья.

— Ты жалеешь о том, что произошло.

— Не то чтобы… Мы друзья. Все останется по-прежнему.