Мое ходячее несчастье - Макгвайр Джейми

Она, вздрогнув, остановилась, но, узнав меня, несколько расслабилась:

— Боже мой, Трэвис! Ты меня до смерти напугал!

— Мне бы не пришлось подкрадываться к тебе в темноте, если бы ты брала трубку, когда я тебе звоню.

— Выглядишь просто ужасно. Как будто только что из пекла, — сказала она.

— Неудивительно. У меня такое ощущение, будто пару раз за эту неделю я там побывал.

Эбби поежилась, и я с трудом удержался, чтобы не обнять ее и не согреть своим теплом. Она вздохнула:

— Вообще-то, я собиралась поесть. Я тебе позже позвоню, ладно?

— Нет, мы должны поговорить.

— Трэв…

— Я отказался от предложения Бенни. Еще в среду позвонил ему и сказал «нет».

Я надеялся на улыбку или на какой-нибудь другой одобрительный жест. Но у нее на лице ни единый мускул не дрогнул.

— Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать, Трэвис.

— Что ты меня прощаешь, что возвращаешься ко мне.

— Не могу.

Мое лицо болезненно сжалось. Эбби попыталась пройти мимо, но я инстинктивно преградил ей дорогу, чувствуя, что если сейчас не удастся ее задержать, то это будет конец.

— Я не спал, не ел… Извини, мне трудно сосредоточиться… Я знаю: ты меня любишь. У нас все будет по-прежнему, стоит тебе только захотеть.

Она закрыла глаза:

— Наши отношения не могут привести ни к чему хорошему, Трэвис. Думаю, желание сделать меня своей стало для тебя навязчивой идеей, вот и все.

— Эбби, но это неправда! Я люблю тебя больше жизни!

— О том и речь. Ты говоришь как сумасшедший.

— Я не сумасшедший. И говорю правду.

— Допустим. Тогда что для тебя на первом месте? Деньги? Потом я, потом твоя жизнь? Или что-то все-таки важнее денег?

— Послушай, я понимаю, что ошибся. Если бы знал, что ты меня бросишь, я бы ни за что… Я просто хотел позаботиться о тебе.

— Ты это уже говорил.

— Пожалуйста, не поступай так со мной. Я не могу этого выносить… Ты меня убиваешь, — сказал я, балансируя на грани паники.

Как и раньше, когда мы были только друзьями, Эбби отгородилась от меня стеной, но на сей раз еще более крепкой. Голубка не слушала меня. Достучаться до нее было невозможно.

— С меня хватит, Трэвис.

Я снова сжался:

— Не говори так.

— Все. Иди домой.

Я поднял брови:

— Мой дом — это ты.

Эбби помолчала, и в какой-то момент мне даже показалось, что я смог пробить стену. Но огонек, мелькнувший в Голубкиных глазах, тут же погас. Она опять от меня закрылась:

— Трэв, ты сделал выбор. Я тоже.

— Говорю же тебе: ноги моей больше не будет в Вегасе и с Бенни я не собираюсь разговаривать. Я остаюсь здесь, чтобы окончить колледж… Мне нужна ты. Ты нужна мне, ты мой лучший друг. — Слезы обожгли мне глаза и покатились по щекам. Не в силах сдерживать себя, я потянулся к Эбби, обнял ее маленькое тело и прижался губами к ее губам, но они были холодные и твердые. Тогда я взял Голубкино лицо обеими ладонями и поцеловал с еще большей силой, надеясь добиться ответа. — Ну пожалуйста! — умолял я. — Эбби не разжимала рта. Ее тело казалось безжизненным. Наверное, если бы я сейчас опустил руки, она бы упала. А я все просил: — Поцелуй меня! Пожалуйста! Я же сказал ему «нет»!

Голубка резко высвободилась:

— Оставь меня в покое, Трэвис!

Она хотела уйти, но я поймал ее запястье. Она так и застыла с вытянутой назад рукой, но не обернулась.

— Умоляю тебя! — Я упал на колени, не выпуская ее. Изо рта у меня шел белый пар, но холода я не чувствовал. — Умоляю тебя, Эбби, не делай этого!

Эбби повернула голову, скользнула взглядом по своей руке и остановила его на моем запястье, где было вытатуировано ее имя. Потом она снова отвернулась и, глядя в сторону столовой, сказала:

— Пусти меня, Трэвис.

Почувствовав, что надеяться больше не на что, я разжал пальцы. Эбби ушла не оглядываясь, а я сидел на тротуаре, уронив руки. Она не вернется, я ей больше не нужен, и тут уже ничего не изменишь.

Через несколько минут я наконец-то собрался с силами и встал. Ноги не хотели идти, но я кое-как заставил их слушаться и доковылял до мотоцикла. Сел на него и заплакал. Мне уже приходилось терять любимого человека, но нынешнюю утрату я осознавал куда яснее. Это было не воспоминание из раннего детства, но что-то, с чем я столкнулся лицом к лицу, что-то, лишающее меня сил и притупляющее все ощущения, кроме невыносимой физической боли.

Вспомнились слова мамы, и я понял: Эбби — та самая девушка, за которую я должен был бороться, и боролся, но потерпел поражение.

Возле моего мотоцикла остановился красный «додж-интрепид». Не нужно было заглядывать внутрь, чтобы понять, чья это машина.

— Привет, — сказал Трентон, выключив двигатель и просунув руку в открытое окно.

— Привет, — ответил я, вытирая глаза рукавом куртки.

— Вечерок не задался?

— Да, — кивнул я, не отрывая взгляда от бензобака мотоцикла.

— А я только что с работы. Решил выпить. Поехали со мной в «Датч».

Я сделал долгий прерывистый вдох. Трентон, так же как и отец с остальными братьями, знал ко мне подход. Мы оба понимали, что в моем теперешнем состоянии я не должен садиться за руль.

— Поехали.

— Ну вот и отлично, — сказал Трент с удивленной улыбкой.

Я слез с мотоцикла и обошел «додж», чтобы сесть рядом с братом. Горячий воздух, который шел от машины, обжег мне кожу, и я впервые почувствовал, что на улице очень холодно, а одет я совсем не по погоде.

— Тебе Шепли позвонил?

— Ага. — Трентон сдал назад и, осторожно маневрируя, стал выруливать со стоянки. Потом посмотрел на меня. — Точнее, его девушке позвонил какой-то парень и сказал, что вы с Эбби ругаетесь возле столовой.

— Мы не ругались. Я просто… пытался ее вернуть.

Трентон кивнул:

— Я так и подумал.

Выехав на дорогу, мы замолчали. Разговор возобновился, только когда мы вошли в «Датч» и расположились за стойкой. Публика в этом баре собиралась не самая спокойная, зато большинство завсегдатаев и сам Билл, бармен и хозяин заведения, были приятелями моего отца, и мы с братьями выросли у них на глазах.

— Рад вас видеть, ребята. Давненько вы к нам не заглядывали, — сказал Билл, вытирая столешницу и ставя перед каждым из нас по стопке виски и по бутылке пива.

— Привет, Билл, — ответил Трентон, тут же опрокинув свою стопку.

— Трэвис, с тобой все хорошо? — спросил хозяин.

Трент ответил за меня:

— Ему станет лучше, когда он выпьет.

Я был благодарен брату за то, что он избавил меня от необходимости говорить. Сейчас мне от греха подальше действительно стоило отмолчаться.

Трент одну за другой ставил передо мной стопки виски до тех пор, пока у меня во рту все не онемело и я не почувствовал, что вот-вот вырублюсь. Потом, наверное где-то между баром и моей квартирой, я действительно отключился. Во всяком случае, проснулся я на диване, одетый, не помня, как попал домой.

Меня разбудили знакомые звуки: Шепли закрыл дверь и «хонда» Америки выехала с парковки. Я сел и открыл один глаз:

— Ну как вы? Хорошо повеселились?

— Да. А ты?

— И я. Наверное. Ты слышал, как я пришел?

— «Пришел» — не совсем подходящее слово. Трент втащил тебя по лестнице и бросил на диван. Ты ржал, и я подумал, что вам, видать, было весело.

— Трент, может, и придурок, но брат он неплохой.

— Это точно. Есть будешь?

— Ой нет, только не это! — простонал я.

— Как хочешь. А я пойду поем хлопьев.

Я стал мысленно восстанавливать события прошедшего вечера. Часы, проведенные в баре, виделись как в тумане, зато встречу с Эбби возле столовой я вспомнил отчетливо. Меня передернуло.

— Я сказал Мерик, что сегодня мы будем заняты. Думаю, пора заменить твою разнесчастную дверь.

— Тебе не обязательно нянчиться со мной, Шеп.

— А я и не собираюсь. Через полчаса мы выезжаем. Перед этим тебе не помешало бы помыться, — сказал он, усаживаясь в кресло с миской хлопьев в руках. — А как вернемся домой, нужно будет заниматься. Скоро ведь экзамены.

— Вот же свинство! — вздохнул я.

— Я закажу пиццу: пообедаем ею, а вечером доедим, что останется.

— Нет уж, спасибо. Скоро День благодарения, и мне предстоит два дня подряд есть пиццу на завтрак, обед и ужин.

— Ладно, тогда китайский ресторан.

— На фига так суетиться из-за бытовой ерунды?

— Иногда это помогает отвлечься. Поверь.

Я медленно кивнул, надеясь, что Шепли прав.

Время еле ползло, и я был даже рад необходимости засиживаться допоздна (мы занимались вдвоем с Шепом, или к нам присоединялась Америка): за подготовкой к экзаменам можно было хоть как-то коротать бессонные ночи. Трентон обещал до Дня благодарения не говорить отцу и братьям про мой разрыв с Эбби. Приближение праздника внушало мне беспокойство: я ведь уже сказал своим, что Голубка придет. Если явлюсь без нее, они пристанут с вопросами, а обмануть их вряд ли удастся. Они меня насквозь видят.