Экзотические птицы - Степановская Ирина

Тон его стал по-стариковски назидательным и чем-то напомнил Мышке ворчание Валерия Павловича Чистякова. «Все стареют», — подумала Мышка.

— Ночью читать будет? — уточнил с иронией Дорн.

— Ночью, — ответил Аркадий. — А что в этом такого? Я пока не прочитаю, и заснуть не смогу.

— А вот на гнилом Западе почему-то к такому не стремятся… — протянул с иронией Дорн. — Там, куда ни плюнь, сидит узкий специалист с компьютерной программой. И тут же, не отходя от кассы, постучав минутку по клавишам, может ответить на любой интересующий вас вопрос: какая у больного патология и сразу же, что особенно важно, чем надо лечить. И тогда не надо гадать на кофейной гуще, что за коллапс да откуда коллапс…

— Вот такого специалиста к нам бы в приемное отделение на ночное дежурство! — ответил Барашков. — И без компьютера. Вот я бы на него тогда посмотрел, чем бы он стал лечить и как. А программу прочитать и обезьяну научить можно, в этом достоинство небольшое. Кстати, давайте решать, кто останется здесь сегодня дежурить.

— Ну, надеюсь, я вам больше не нужен? — высоко поднял брови Дорн. Ему полагалось по графику только два дежурства в месяц. — Могу я наконец считать себя свободным? — Он уже снял халат и остановился в дверях.

— Да вали ты, вали! — отозвался Барашков.

Мышке его пренебрежительный тон показался несправедливым. Она решила вступиться за Владика.

— Спасибо, Владислав Федорович, вы очень нам помогли! Конечно, теперь вы можете идти. — Мышка с укоризной посмотрела на Барашкова. Все-таки для Дорна Тина чужой человек, и Владик не обязан сидеть здесь полночи. Его рабочее время давно кончилось, и Аркадий не должен об этом забывать.

Дорн скривился в иронической улыбке, адресованной Барашкову, махнул Мышке рукой и исчез за дверью. Он почувствовал, к своей досаде, что уже не может так же беззаботно, как раньше, смотреть на Машу и разговаривать с ней. Все думает, знает она про Райкину беременность или нет? «Черт знает что такое! — раздраженно и устало думал он. — Надо ехать скорее домой. Еще успею поговорить с Аллой. К брату уже некогда».

Он ушел, а Барашков и Мышка остались сидеть в ординаторской. Лампы гудели, казалось, нестерпимо громко. У Мышки стала раскалываться голова. Ей тоже захотелось как можно скорее уйти из этой комнаты, как-то сразу опустевшей без Дорна.

— Сейчас Валентина Николаевна в более-менее стабильном состоянии, — сказала Маша. — Теперь нам легче, мы знаем, что с ней. Вы тоже идите. А я останусь. Я думаю, справлюсь без вас. Буду понемножку вводить гормоны, добавлю калийсберегающие препараты. В крайнем случае позвоню. А вы смените меня завтра. — Она улыбнулась усталой улыбкой, и Барашков подумал, что Мышка права. Тина спит и должна проспать до утра. Колготиться сейчас здесь вдвоем не было никакого смысла. Силы могли понадобиться и позже.

— Молодец, что так решила, — сказал он. — Оставайся. Завтра я приду, введем контрастное вещество, Дорн твой посмотрит на компьютере, уточнит размеры опухоли. Пригласим консультантов. Послушаем, что они скажут.

Мышка постеснялась спросить, кто будет оплачивать консультацию.

— Оплачу я, — угадал ее мысли Барашков, и Мышка обрадованно вздохнула. — Ну, давай. Счастливо!

Они зашли напоследок в палату, посмотрели Тину, и Барашков ушел. В других палатах мирно спали больные. Та женщина, которая систематически билась головой в стену смежной с Тиной палаты, к счастью, тоже спала, как всегда оставив включенными все лампы, и только в бывшем Тинином кабинете беспокойно ворочалась, вздыхала и почему-то не могла уснуть Генриетта Львовна. Молодясь и храбрясь на людях, пусть даже в присутствии только одних докторов, по ночам она испытывала страх перед будущим. Она каждый следующий день ждала приезда своей энергичной родственницы и боялась всего: и того, что будет, если племянница приедет, и того, что будет, если та вдруг не приедет. Мышка, заглянувшая к ней, не в силах была проводить душеспасительные беседы, поэтому просто велела сестре сделать Генриетте Львовне укол снотворного, а сама с тяжелой думой опустилась в кресло в палате у Тины.

Тускло поблескивали в неярком свете ночной лампы деревянные панели шкафов, серым пятном светился пустой экран телевизора. Если бы не трубки, не капельницы, не аппараты, окружающие постель Тины, то комнату можно было бы принять за номер в хорошей гостинице. И все это сделала она, Мышка, с помощью отца.