Фрагменты речи влюбленного - Барт Ролан

Бальзак, Декарт^[197]

4. Представим, что я плакал по какому-то поводу, которого другой даже не осознал (плакать — часть нормальной деятельности влюбленного тела), и, чтобы этого не было видно, укрываю свои набухшие глаза за темными очками (прекрасный пример психоаналитического отрицания: омрачить себе взгляд, чтобы не быть видимым). Жест расчетливо целеустремленный: я хочу сохранить моральные преимущества стоицизма, «достоинства» (воображаю себя Клотильдой де Во), и в то же время, противореча сам себе, спровоцировать нежный вопрос («Что это с тобой?»); я хочу быть одновременно достойным и жалости, и восхищения, хочу быть в один и тот же момент ребенком и взрослым. Поступая так, я веду рискованную игру: ибо всегда возможно, что другой просто не спросит об этих непривычных очках, что в факте он не увидит никакого знака.

5. Дабы слегка давать понять, что я страдаю, чтобы скрывать безо лжи, я стану пользоваться хитроумными недомолвками; я буду разделять экономику своих знаков.

Задачей словесных знаков будет замалчивать, маскировать, вводить в заблуждение; я никогда не стану упоминать на словах о неумеренности моего чувства. Ничего не сказав о терзающей меня тревоге, я всегда смогу, когда она пройдет, успокаивать себя тем, что никто ничего о ней не узнал. Могущество языка: со своей речью я могу делать все — даже (и прежде всего) ничего не говорить.

Я могу делать все со своей речью, но не со своим телом. О том, что я скрываю речью, говорит тело. Я могу по своему усмотрению моделировать свое сообщение, но не свой голос. По моему голосу, что бы он ни говорил, другой узнает, что «со мной что-то не так». Я лжец (умолчанием), но не актер. Мое тело — упрямый ребенок, моя речь — весьма цивилизованный взрослый…

6. …так что длинная череда усилий быть сдержанным в словах (мои «знаки учтивости») может вдруг прорваться каким-то все захватывающим побочным проявлением: например, приступ рыданий перед ошеломленным взором другого разом сведет на нет все усилия (и эффекты) долго сдерживаемой речи. Меня прорвало: узнай же Федру и все неистовство ее.

Расин

События, помехи, препоны

СЛУЧАЙНОСТИ. Мелкие события, происшествия, помехи, незначительные, ничтожные, легковесные неровности любовного существования; всякое фактическое ядрышко, своим резонансом прерывающее нацеленность влюбленного субъекта на собственное счастье, как будто случай интригует против него.

1. «Поскольку тем утром у X… было хорошее настроение, поскольку я получил от X… подарок, поскольку мы удачно договорились о следующем свидании… — но, поскольку — внезапно — тем же вечером я встретил X… в сопровождении Y…, поскольку мне показалось, что они зашептались, завидев меня, поскольку встреча эта продемонстрировала всю двусмысленность ситуации и, быть может, даже двуличность X…, — то эйфория прервалась».

2. Инцидент ничтожен (он всегда ничтожен), но он стягивает к себе весь мой язык. Я тут же превращаю его в важное событие, замышленное чем-то вроде судьбы. На меня падает, увлекая все за собой, какой-то колпак. Бесчисленные едва заметные обстоятельства сплетаются при этом в черное покрывало Майи, гобелен из иллюзий, смыслов, слов. Происходящее со мной я принимаюсь классифицировать. Теперь этот инцидент уже обязательно будет проступать неровностью, словно горошина под двадцатью матрасами принцессы; наподобие бурно множащейся во сне дневной мысли, он станет распорядителем любовной речи, которая принесет плоды благодаря капиталу Воображаемого.

Андерсен, Фрейд^[198]

3. В инциденте меня задерживает и потом резонирует во мне не его причина, а структура, Ко мне, словно сдергиваемая со стола скатерть, стягивается вся структура отношения — со своими редутами, ловушками, тупиками (так в крошечной линзе, украшающей перламутровую авторучку, мне виден Париж с Эйфелевой башней). Я никого не упрекаю, не подозреваю, не ищу улик; я с ужасом вижу размах ситуации, в которую попал; я человек не злопамятства, а фатальности.

(Для меня инцидент представляет собой знак, а не индекс, элемент системы, а не плесень причинности.)

4. Подчас инцидент истерически производится моим собственным телом: предвкушаю встречу, торжественное признание, от которого жду благотворных результатов, — и сам же их срываю болью в животе или гриппом — всевозможными заместителями истерической афонии.