Я научилась просто, мудро жить - Ахматова Анна Андреевна

* * *

• Я и плакала и каялась,
• Хоть бы с неба грянул гром!
• Сердце темное измаялось
• В нежилом дому твоем.

• Боль я знаю нестерпимую,
• Стыд обратного пути…
• Страшно, страшно к нелюбимому,
• Страшно к тихому войти.

• А склонюсь к нему нарядная,
• Ожерельями звеня, —
• Только спросит: «Ненаглядная!
• Где молилась за меня?»

Весна 1911

В марте 1911 года Гумилев вернулся из Африки, на два месяца раньше, чем предполагал: он подхватил тяжелую тропическую лихорадку.

Анна Андреевна сразу же попробовала выяснить, что в семейных сплетнях о его романе с девицей Кузьминой-Караваевой правда, а что наговор. Но Гумилев ни выяснения отношений, ни женских истерик терпеть не мог. Разговор не состоялся. Кончилось первой крупной размолвкой: Анна Андреевна укатила в Париж, а Николай Степанович, посадив жену в поезд, – в Слепнево, развлекать тамошнюю молодежь.

Анна Ахматова. 1910-е годы

Похожим на сновидение, которое помнишь всю жизнь, оказалось, как выяснилось с годами, и ее мимолетное увлечение художником Амедео Модильяни, в ту пору еще совсем не знаменитым.

А. Модильяни. Фото 1916—1917 гг.

Ахматова, рисунок Модильяни, Париж 1911 г.

Амедео Модильяни за несколько лет до смерти.

Таким, измученным, постаревшим, отчаявшимся Амедео Модильяни Анне Ахматовой не суждено было увидеть. Но именно таким предстает он в одном из вариантов «Поэмы без героя»:

• В черноватом Париж тумане,
• И наверно, опять Модильяни
• Незаметно бродил за мной.
• У него печальное свойство

• Даже в сон мой вносить расстройство
• И быть многих бедствий виной.
• Но он мне – своей Египтянке…
• Что играет старик на шарманке,

• А под ней весь парижский гул,
• Словно гул подземного моря, —
• Этот тоже довольно горя
• И стыда и лиха хлебнул.

Из чернового варианта «Поэмы без героя»

В Париже в 1911 году Анна Андреевна написала лишь два стихотворения, но к роману с Модильяни, по ее словам, они не имеют никакого отношения. По всей вероятности, первое («Мне с тобою пьяным весело…») является воспоминанием о прошлогодних осенних беседах с Георгием Чулковым, через столик, в привокзальном царскосельском кафе. Второе («В углу старик, похожий на барана…»), может быть, как-то связано с их новой встречей в Париже. (Вырвавшись на волю, Анна Андреевна, кажется, видела себя второй Анной Карениной, недаром упоминает в «Автобиографии», что родилась в один год с «Крейцеровой сонатой» Льва Толстого.) Правда, Чулков приехал во Францию с женой, но его умная жена весьма снисходительно относилась к «амурным» увлечениям своего супруга, ежели речь шла о том, чтобы помочь «молодому и свежему дарованию».