Я научилась просто, мудро жить - Ахматова Анна Андреевна

Борису Анрепу подарена и «Песенка». Ахматова посвящала Анрепу стихи и позже. «Песенка» – единственный в ее поэзии акростих. В отличие от Гумилева, Анна Андреевна не жаловала этот искусственный, салонный жанр.

Б. В. Анреп. 1910-е гг.

ПЕСЕНКА

• Бывало, я с утра молчу
• О том, что сон мне пел.
• Румяной розе и лучу
• И мне – один удел.
• С покатых гор ползут снега,
• А я белей, чем снег,
• Но сладко снятся берега
• Разливных мутных рек.
• Еловой рощи свежий шум
• Покойнее рассветных дум.

5 марта 1916

Б. В. Анреп. Напольная мозаика из серии «Современные добродетели». Аллегория «Сострадание», прообразом которой послужил облик А. Ахматовой. Лондон. Национальная галерея

Борис Васильевич Анреп, правовед по образованию, увлекся живописью и, чтобы переменить судьбу, в 1908 году уехал из Петербурга в Париж. Овладев секретами византийских мозаик, стал профессиональным художником. Добился признания, а со временем и крупных заказов, правда, не во Франции, а в Англии. Писал Анреп и стихи, правда, весьма топорные, зато не скупясь тратил командировочные червонцы и на лихачей, и на рестораны. Необычайно высоким ростом, жизнерадостностью, неистребимым донжуанством, странной смесью беззаботной отваги и практичности Борис Васильевич фон Анреп напоминал Анне отца, такого, каким Андрей Антонович Горенко был в ее ранние детские годы.

МИЛОМУ

• Голубя ко мне не присылай,
• Писем беспокойных не пиши,
• Ветром мартовским в лицо не вей.
• Я вошла вчера в зеленый рай,
• Где покой для тела и души.
• Под шатром тенистых тополей.

• И отсюда вижу городок,
• Будки и казармы у дворца,
• Надо льдом китайский желтый мост.
• Третий час меня ты ждешь – продрог,
• А уйти не можешь от крыльца
• И дивишься, сколько новых звезд.

• Серой белкой прыгну на ольху,
• Ласочкой пугливой пробегу,
• Лебедью тебя я стану звать,
• Чтоб не страшно было жениху
• В голубом кружащемся снегу
• Мертвую невесту поджидать.

27 февраля 1915

* * *

• Так раненого журавля
• Зовут другие: курлы, курлы!
• Когда осенние поля
• И рыхлы, и теплы…

• И я, больная, слышу зов,
• Шум крыльев золотых
• Из плотных низких облаков
• И зарослей густых:

• «Пора лететь, пора лететь
• Над полем и рекой,
• Ведь ты уже не можешь петь
• И слезы со щеки стереть
• Ослабнувшей рукой».

Февраль 1915, Царское Село

СОН

• Я знала, я снюсь тебе,
• Оттого не могла заснуть.
• Мутный фонарь голубел
• И мне указывал путь.

• Ты видел царицын сад,
• Затейливый белый дворец
• И черный узор оград
• У каменных гулких крылец.

• Ты шел, не зная пути,
• И думал: «Скорей, скорей,
• О, только б ее найти,
• Не проснуться до встречи с ней».

• А сторож у красных ворот
• Окликнул тебя: «Куда!»
• Хрустел и ломался лед,
• Под ногами чернела вода.

• «Это озеро, – думал ты, —
• На озере есть островок…»
• И вдруг из темноты
• Поглядел голубой огонек.

• В жестком свете скудного дня
• Проснувшись, ты застонал
• И в первый раз меня
• По имени громко назвал.

15 марта 1915, Царское Село

* * *

• Я улыбаться перестала,
• Морозный ветер губы студит,
• Одной надеждой меньше стало,
• Одною песней больше будет.
• И эту песню я невольно
• Отдам на смех и поруганье,
• Затем, что нестерпимо больно
• Душе любовное молчанье.

17 марта 1915

* * *

• Из памяти твоей я выну этот день,
• Чтоб спрашивал твой взор беспомощно-туманный:
• Где видел я персидскую сирень,
• И ласточек, и домик деревянный?

• О, как ты часто будешь вспоминать
• Внезапную тоску неназванных желаний
• И в городах задумчивых искать
• Ту улицу, которой нет на плане!

• При виде каждого случайного письма,
• При звуке голоса за приоткрытой дверью
• Ты будешь думать: «Вот она сама
• Пришла на помощь моему неверью».

4 апреля, Петербург

* * *

Н. В. Н.

• Есть в близости людей заветная черта,
• Ее не перейти влюбленности и страсти, —
• Пусть в жуткой тишине сливаются уста
• И сердце рвется от любви на части.

• И дружба здесь бессильна, и года
• Высокого и огненного счастья,
• Когда душа свободна и чужда
• Медлительной истоме сладострастья.

• Стремящиеся к ней безумны, а ее
• Достигшие – поражены тоскою…
• Теперь ты понял, отчего мое
• Не бьется сердце под твоей рукою.

2 мая 1915, Петербург