Басилевс - Гладкий Виталий Дмитриевич

Наш путешественник, наконец, постепенно приходит в себя. С неожиданным удивлением он таращится на праздношатающихся горожан и приезжих, и ему начинает казаться, что это вовсе не варварский Восток, населенный кровожадными номадами в звериных шкурах, как ему представлялось, а благолепные, милые его сердцу Афины или другой город Эллады, где такая же агора и театр, храмы и рынки, харчевни и мастерские, и, наконец, такой же вздор и бессмыслица в выспренних речах власть имущих и людей менее знатных и богатых, стремящихся приобщиться к сонму избранных – спартокидской аристократии.

– …Идем поскорее, любезнейший мой друг. Что проку в бестолковом шатании по городу, если вокруг столько соблазнов. Мой язык уже давно присох к горлу, а в желудке стоит сушь почище, нежели в пустыне. Сюда, сюда, здесь подают самые крепкие в Пантикапее вина. И даже не разбавляют водой. Между прочим, скифы знают толк в этих делах. Нам, эллинам, стоило бы у них поучиться. Сюда, вход здесь. И не нужно пялиться на этих уличных замарашек. Мы сейчас выпьем, и я найду тебе юную красивую гетеру по сходной цене и на целую ночь. Не споткнись о порог…

Так балагурил рапсод Эрот, едва не силком тащивший своего приятеля Мастариона в одну из харчевен, где обычно коротали время игроки в кости. Гость из Неаполиса, ошеломленный величием столицы Боспора и многолюдьем на улицах и площадях, пытался сопротивляться, но цепкий, как клещ, рапсод, посмеиваясь, слегка наподдал ему коленкой под зад, и Мастарион опомнился только за столом с огромной чашей в руках, которую успел осушить невесть когда.

– Повторить! – скомандовал Эрот, и темное вино хлынуло пенной струей в скифос[262] Мастариона. – Мой демон сегодня ненасытен и ему совершенно нет дела до того, что кошелек несчастного рапсода пуст, а такие верные друзья, как ты, Мастарион, увы, встречаются не часто. Надеюсь, ты не откажешься заплатить за нашу скромную трапезу?

– У-р-р… – проурчал хозяин харчевни из Неаполиса Скифского в ответ, торопясь проглотить очередную порцию неразбавленного вина. – Уф! – воскликнул он, в блаженстве поглаживая округлый живот. – Клянусь Гелиосом, я воспарил на Олимп. Эрот, это не вино – нектар. Даже в Ольвии такого не сыщешь, хочешь верь, хочешь нет.

– Верю, верю… – успокоил его рапсод, снова доливая в чашу приятеля. – Однако неплохо бы и подкрепиться. Эй, ты, купидон! – окликнул он разбитного малого, слугу-вольноотпущенника, кудрявого, как месячный барашек, со смешливым лицом проказливого фавна. – Мечи на стол, что повкуснее. Да побыстрей, видишь, мой друг голоден, как Сцилла с Харибдой.

– Да, но… – слуга незаметно для Мастариона похлопал по-своему кошелю, подвешенному к поясу. – Позволю тебе напомнить, – продолжил он шепотом, наклоняясь к уху рапсода, – что в прошлый раз ты мне задолжал некую сумму…

– Ты прав, ты прав, мой златокудрый. Видишь, я каюсь, мне очень стыдно, а посему наполни снова этот кратер и принеси фаршированную креветками рыбу. – Эрот бесцеремонно полез за пазуху Мастариона, достал оттуда припрятанный кошелек и потряс им перед носом слуги. – Вот, утешься, страдалец. За все будет уплачено в полной мере. И смотри – мой друг очень важный господин, его знает сам царь Перисад: если ты ему не угодишь, будешь собирать долги в царском эргастуле. И не забудь лепешки и зелень! – крикнул рапсод вслед напуганному слуге, словно на крыльях понесшемуся в поварню.

– Однако… – наконец прорвало и ошарашеного Мастариона; он тешил себя мыслью воспользоваться гостеприимством рапсода, изрядно опустошившего винные запасы его харчевни в Неаполисе в последний приезд. – Мне кажется, что… в общем, эти деньги… – Мастарион хотел развить свою мысль, но не успел.

– Спасибо! – с горячностью хлопнул его по плечу рапсод. – Я всегда в тебя верил. Ты настоящий друг. И, между прочим, брат по вере. Как и ты, я преклоняюсь перед Гелиосом, он мой бог.

– Правда? – просиял Мастарион, мигом забыв свои терзания. – Это для меня новость.

– Когда я тебе врал? – изобразил оскорбленную невинность Эрот. – Долгие дни и ночи раздумий, сомнений и колебаний наконец закончились. Братство Гелиоса – вот мое будущее, мой удел. А поэтому выпьем, Мастарион. В аид Тота и Ахурамазду, Зевса и Сераписа, Кибелу и Аримана! И да воссияет Гелиос!

– Дай я тебя расцелую, – заметно опьяневший Мастарион облобызал насмешливо ухмыляющегося рапсода. – Воистину, ты мой брат. Поди сюда! – позвал он слугу, с некоторой опаской наблюдавшего за ними в ожидании заказа, шкворчащего на противне. – Еще вина! – потребовал гость Пантикапея. – И самого лучшего.