Сын Портоса - Дюма Александр

— Действительно, мне рассказывали историю Луизы де Лавальер — о том, как тяжко ей пришлось искупать то, что она не смогла противостоять зову своего сердца. Что касается госпожи де Монтеспан, то я приняла ее услуги, видит Бог, не без антипатии и внутреннего сопротивления, и только потому, что нуждалась в могущественной защите от преследовавшего меня незнакомца. Оценивать поведение подобных женщин предоставляю их собственной совести, которая пробудится рано или поздно, высшему свету — их соучастнику, и истории, которая будет их судить. Как христианка, я питаю к ним жалость.

— Как бы то ни было, вы должны признать, что их судьба достойна зависти. Царствовать над королем, пользоваться его щедротами и милостями, обеспечивать мир в Европе или же, напротив, обрушивать на нации ужасы войны, внушать грандиозные идеи, способствовать исполнению великих деяний…

— Это, монсеньер, задачи королевы.

— Да, если королева способна их выполнять, а для этого, прежде всего, ей необходима любовь ее супруга. Но наш король никогда не чувствовал к королеве ничего большего, чем уважение, — их объединила политика, но разделяет темперамент.

— Тогда я испытываю не меньшее сострадание к пренебрегаемой королеве, чем к ее счастливым соперницам. Все же, если бы мне был предоставлен выбор, я бы предпочла ее одиночество их победам. Но признаюсь, что я не понимаю…

— К чему я клоню? К тому, что в сердце короля внезапно вспыхнуло новое чувство.

— Он больше не любит госпожу де Монтеспан?

— Он безумно влюблен в другую!

— В другую?

— В очаровательнейшее создание, которому нечего опасаться судьбы гордой дочери Мортмаров, если только она будет прислушиваться к советам безмерно преданного ей друга. В таком случае ей удастся выполнить задачу — остановить блуждающую звезду, превратив ветреного любовника в одного из самых верных.

Искуситель сделал паузу, чтобы разобраться в выражении лица слушательницы, которая, казалось, что-то обдумывала.

— Монсеньер, умоляю вас быть ко мне снисходительным, — пробормотала Аврора. — Я всего лишь бедная деревенская девушка, и право, не знаю…

— Что? — воскликнул заговорщик, заранее наслаждаясь предстоящим изумлением мадемуазель. — Неужели вы не понимаете, что речь идет о вас?

Арамис ожидал удивления, подлинного или притворного, но он ошибся, ибо девушка хранила молчание. Очевидно, ее разум отказывался признать подобное.

— Да, — продолжал посол, — это вас любит его величество. Я предлагаю вам корону, немногим меньше той, которой владеет королева, за одно ваше слово, позволяющее королю надеяться, что вы без гнева примете его признание в любви и доказательства этого чувства.

Мадемуазель дю Трамбле внезапно вскочила на ноги.

— Боже, помоги мне! — воскликнула она. — Неужели король любит меня?

В голосе девушки звучал ужас, она вскинула перед собой руки, словно пытаясь защититься от услышанного. Аламеда также поднялся, фамильярно положив ей руку на плечо.

— Успокойтесь, дитя мое, — сказал он. — Вы обладаете блестящим умом и должны понять меня сразу же. Не будем тратить время, которое мы можем использовать с большей выгодой. Позвольте мне сказать вам, что орден Иисуса, генералом которого я являюсь, намерен председательствовать в Королевском совете и диктовать ему свою политику. Помогите нам, и мы окажем вам неограниченную поддержку. Хотели бы вы править Францией вместе с нами? Я предоставлю вам солидную долю царствования и лучшую его задачу, которую не могли выполнить другие, — творить добро. Если бы вы были обыкновенной женщиной, я бы нарисовал перед вами заманчивые картины двора, распростертого у ваших ног, ослепительных празднеств и концертов в вашу честь, курения фимиама вам наряду с полубогом, которого Европа рассматривает, как вершителя ее судеб. Но вы столь же добры, сколь прекрасны, и я просто говорю: народ проклинал прежних фавориток — дайте же ему возможность благословлять вас.

Герцог снова умолк, но не по собственному желанию, а из-за эффекта, произведенного его словами. Глаза Авроры вспыхнули, на щеках заиграл румянец, когда она приоткрыла рот, собираясь заговорить. Но ни одного слова не слетело с ее губ. Девушка вновь обрела спокойствие, веки, будто вуали, скрыли ее пылающий взгляд. Мягко высвободившись, она направилась к двери.

— Куда вы? — осведомился старый вельможа.