Последний тайник - Гамбоа Фернандо

— Неужели?

Кассандра несколько секунд молчала, видимо собираясь с мыслями и подыскивая доводы, которыми можно было бы убедить скептически настроенного профессора.

— А! Поняла! — вдруг воскликнула она. — Какая же я глупая! Я забыла объяснить вам, что семья Кати проявляла особый интерес к рукописям, привезенным с их исторической родины, то есть с Иберийского полуострова, и любой документ, так или иначе с ним связанный и оказавшийся в Томбукту, рано или поздно, по всей вероятности, оказывался в библиотеке этой семьи. Так что туда вполне мог попасть и документ, доставленный вот этим сидящим на верблюде таинственным персонажем.

— Не знаю, как вы, — сказал я, выпрямляясь на своем стуле и окидывая взглядом кипы всевозможных бумаг, занимавших почти весь стол, — а я все больше и больше верю в то, что этот монах уехал именно в Томбукту. И если существует какая-то карта, письменный документ или, возможно, другая зацепка, которые привели бы нас к сокровищам тамплиеров, то все это нужно искать в Томбукту.

— Я с тобой согласна, — поддержала меня Кассандра. — Все добытые нами сведения свидетельствуют именно об этом, и, как говорят у нас в Мексике, «если видишь яйца, а еще конец, то это, безусловно, не самка, а самец».

— Однако остается один маленький нюанс, — сказал, иронически улыбаясь, профессор. — Мы ведь, между прочим, не знаем, сохранился ли этот документ, написанный на пергаменте или на чем-то еще, за прошедшие шестьсот с лишним лет… Может, он просто-напросто истлел, если вообще когда-либо существовал.

— Да ладно вам, проф. — Я укоризненно покачал головой. — Не будьте черным вороном, предвещающим крах наших надежд. Хотя шансов у нас, конечно же, маловато, мы не можем не ухватиться за эту ниточку. Или у вас есть предложение получше?

— По правде говоря, нет, — признался профессор Кастильо, задумчиво поглаживая лысину.

— Значит, вы согласны поехать с нами?

— Наверное... да, — нерешительно ответил профессор, посмотрев на меня поверх своих очков. — А что мне еще остается делать? Если я оставлю тебя без присмотра и с тобой что-нибудь случится, я буду чувствовать себя виноватым.

— Вот и прекрасно. Итак, мы обо всем договорились, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — А теперь я предлагаю побаловать себя хорошим ужином, а затем лечь спать пораньше, потому что завтра нас ждет трудный день.

— Завтра? — удивленно спросила Касси. — А что нам придется делать завтра?

— Ой, извините, я и забыл вам сказать... — Напустив на себя невинный вид, я сообщил: — В двенадцать часов дня мы вылетаем самолетом авиакомпании «Эр Франс» в Дакар… — Я сделал паузу, чтобы насладиться лицезрением того, как вытянулось лицо профессора, и продолжил: — Там мы пересядем на самолет до Бамако и уже завтра в это время будем в Мали.

25

Уже устремившееся к горизонту палящее солнце, лучи которого настойчиво пробивались сквозь облако пыли, поднявшегося над взлетно-посадочной полосой, было самым первым, что мы увидели в Мали, когда вышли из самолета и стали спускаться по трапу в международном аэропорту Бамако. Затем нас ждал убогий на вид терминал с не очень большим, но необычайно шумным залом прибытия, где люди в военной форме требовали от только что прилетевших пассажиров выстроиться в очередь.

Внутри этот терминал был еще более убогим, чем снаружи. В нем, несмотря на уже вечернее время, было очень жарко и душно, и мы, стоя в очереди к единственному имевшемуся здесь окошечку с надписью «Иммиграция», буквально обливались потом. Пока профессор с нескрываемым отвращением на лице посматривал по сторонам, а Касси приглядывала за нашим багажом, подозрительно косясь на снующих туда-сюда людей, я пытался объясниться с представителями здешней власти. Довольно твердолобые, как мне показалось, пограничники и таможенники никак не могли понять, что виз на въезд в Мали у нас нет и что в лондонском посольстве этой страны меня убедили в возможности получить временную визу прямо в аэропорту.

Примерно час спустя, облегчив свои карманы на пятнадцать тысяч франков КФА, мы покинули набитое людьми здание аэропорта и направились к первому попавшемуся нам на глаза такси. Однако не успели мы сделать и пары шагов, как нас окружила целая толпа таксистов, каждый из которых, громко тараторя, пытался доказать, что его автомобиль самый быстрый, самый удобный и вообще самый лучший, а он, таксист, самый честный человек на свете. Желая побыстрее выбраться из этой галдящей толпы, я поспешно шагнул к одному из таксистов, который выглядел не таким грязным, как остальные, и, положив ему руку на плечо, сказал: