Мир без конца - Фоллетт Кен

Сам настоятель и его земляки держались робко, переговаривались только между собой, да и то вполголоса. Однако аббат решил, что причиной тому не почтительность, а волнение. Годвин, Эдмунд и Керис чувствовали себя неловко. Никто из них прежде не бывал в Лондоне. Единственного их знакомого, освоившегося в столице, Буонавентуры Кароли, сейчас в городе не было. Жители Кингсбриджа не знали улиц, одежда их оказалась старомодной, деньги, которых, по их мнению, они взяли с собой довольно много, таяли на глазах.

Олдермен держался уверенно. Керис выглядела рассеянной, как будто думала о чем-то куда более важном, что вряд ли соответствовало истине. И только Годвин извелся. Недавно избранный аббат бросил вызов одному из самых знатных людей страны. На кону будущее города. Без моста Кингсбридж захиреет. Аббатство, в настоящий момент центр одного из самых крупных городов Англии, съежится до размеров незаметной обители в маленькой деревне, где несколько монахов будут молиться в гулкой пустоте осыпающегося собора. Честолюбец боролся за эту должность не для того, чтобы безропотно наблюдать, как его трофей обращается в пыль.

Поскольку ставки высоки, он хотел держать все под контролем, не сомневаясь, что превосходит здесь по уму почти всех, как и в Кингсбридже. Но в Вестминстере аббат почему-то утратил эту уверенность и погрузился в смятение.

Утешением Годвину служил Грегори Лонгфелло, его друг по университету, обладавший гибким умом и хорошо знавший королевский суд. Он энергично и нагло вел Годвина по лабиринтам судопроизводства. Подал прошение в парламент, как подавал прежде множество раз. Парламент его, разумеется, не обсуждал, а спустил в королевский совет, за которым присматривал канцлер. Законники — все друзья или знакомые Лонгфелло — могли передать прошение в суд Королевской скамьи, который рассматривал дела, представляющие интерес для короны. Но, как и предвидел Грегори, они сочли вопрос слишком мелким, чтобы утомлять им короля, и направили его в палату прошений.

Все это заняло шесть недель. Стоял конец ноября, холодало. Строительный сезон практически закончился. Но наконец кингсбриджские истцы предстали перед сэром Уилбертом Уитфилдом, опытным судьей, о котором говорили, что к нему благоволит сам король. Сэр Уилберт был младшим сыном некоего барона с севера. Его старший брат унаследовал титул и имение, а Уилберт сначала собирался стать священником, потом изучал право, приехал в Лондон и приглянулся в королевском суде. Грегори предупредил, что графа он предпочтет монаху, но превыше всего для него интересы короля.

Судья разместился на высокой скамье у восточной стены дворца между окнами. Перед ним за длинным столом сидели два писаря. Для тяжущихся ни скамей, ни табуретов не было.

— Сэр, вооруженный отряд графа Ширинга перекрыл путь из каменоломни, принадлежащей Кингсбриджскому аббатству, — начал Грегори, как только сэр Уилберт обратил на него взор. Его голос дрожал отделанного негодования. — Каменоломня, расположенная в его графстве, была пожалована монахам королем Генрихам Первым около двухсот лет назад. Копия хартии передана суду.

У сэра Уилберта было розовое лицо и белые волосы — почти красавец, если бы не гнилые зубы, обнажившиеся, когда он заговорил.

— Хартия передо мной.

Не дожидаясь приглашения, граф Роланд медленно, словно скучая, произнес:

— Каменоломня была пожалована монахам для постройки собора.

— Но хартия не ограничивает использование каменоломни в каких-то конкретных целях, — быстро ответил Грегори.

— А теперь они собираются строить мост, — продолжал Роланд.

— Вместо того, что рухнул на Троицу! А старый мост тоже был построен двести лет назад из дерева, пожалованного королем. — Законник говорил так, словно его оскорбляло каждое слово графа.

— На постройку нового моста вместо рухнувшего разрешения не требуется, — живо отозвался сэр Уилберт. — В хартии говорится, что король будет рад посодействовать возведению собора, но ни слова о том, что по завершении строительства аббатство лишится каких-то прав или что ему запрещается использовать камень в других целях.

Годвин ободрился. Похоже, судья принял сторону аббатства. Лонгфелло развел руками, словно судья сказал нечто само собой разумеющееся.

— Именно, сэр. Эти договоренности между аббатами Кингсбриджа и графами Ширингами соблюдались в течение долгих столетий.