Любовь и Рим - Бекитт Лора

— Не задумывался, говоришь? Можем ли мы сказать, что не любим землю, на которой родится хлеб, страну, в которой живем? А если любим, то как? Это — наше, то, что мы осознаем разумом, чувствуем телом, душой. Для меня было так же естественно жить с тобой, как мыслить или дышать. Хотя нельзя сказать, что порою ты не ранила меня. — И, помолчав, прибавил: — Ты говорила о Платоне, а я вспомнил Лукреция. Человек должен смотреть на жизнь, как на бурное море с достигнутого берега. У меня есть сын. Это мой берег. Большего мне не нужно. Его жизнь — мое будущее. Устроить его судьбу наилучшим образом — вот моя цель. Достигнув ее, я буду знать, что сделал все, что мог и хотел сделать в этой жизни.

Как ни странно, его речь показалась Ливий напыщенной, неискренней. Она не верила Луцию, не желала верить. И сейчас ей хотелось быть язвительной, немного небрежной.

— Разве можно устроить чью-то судьбу? Чего добился мой отец, пытаясь заставить меня действовать по своему разумению?

— А чего добилась ты, когда старалась идти наперекор? Как путник в заколдованном лесу, долго блуждая, ты всякий раз возвращалась на одно и то же место.

— Определенное кем? Богами? Отцом? Тобой? Заметь, тебе не удалось сыграть в моей жизни роль бога! Ты полагал, твоя сила в вечном расчете? Но все, так или иначе, оборачивалось против тебя. Ты донес на Гая Эмилия Лонга, а в результате я бежала с ним в Грецию!

Несмотря на всю серьезность разговора, до сего момента лицо Луция казалось расслабленным, даже благодушным. И вот все резко переменилось: взгляд стал острым, черты затвердели.

— И все-таки ты вернулась. А он умер. И мертв уже много лет. Глядя на тебя, не скажешь, что ты часто вспоминаешь о нем!

— Он жив! — не подумав ни секунды, произнесла Ливия, и эта короткая фраза отдалась в ее ушах особой торжественной музыкой.

И тут же ей почудилось, будто все остановилось, замерло: пространство, время. В окружающем мире не чувствовалось никакого движения. Это мгновение словно бы повисло в воздухе, застыло.

— Тебе так кажется, — тихо, как показалось Ливий, — с хорошо ощутимой угрозой — промолвил Луций.

— Нет, — легко и уверенно, без тени страха отвечала она, — я его видела. Мы случайно встретились в Афинах. А перед этим Юлия сообщила мне, что Клавдий видел Гая Эмилия Лонга в Путеолах.

Дыхание Луция участилось, черты исказились, глаза лихорадочно блестели. Он словно бы напал на след некоего неразрешимого противоречия, которое ощущал всегда, которое подсознательно тревожило и волновало его, точно некое подводное течение.

— Встречались в Афинах?!

— Да. Просто случайно встретились на пути к Акрополю и… немного поговорили.

— Немного поговорили, — медленно, спокойно, словно размышляя, повторил Луций. — Помнится, когда-то твой отец тоже сказал, что ты просто с кем-то встречалась, но потом я узнал, что скрывалось за этими встречами! Когда это было? — Он мысленно прикинул. — Путеолы… Значит, когда мы ездили в Афины втроем, с Асконией.

Щеки Ливий заливал румянец. Внезапно ее уверенность исчезла, как исчезла и некая, неизвестно откуда взявшаяся внутренняя слепота. Она стала чуткой, беспомощной, ее лицо пылало, озаренное огнем до боли противоречивых чувств.

Потом было беспорядочное мелькание предметов в глазах… пейзажей, лиц… Мир, в котором она жила, висел на невидимой нити, сейчас все рухнет и…

— И чем занимается этот твой любовник? — неожиданно спросил Луций. Сейчас его тон был на удивление безразличным.

— Преподает в риторской школе, — быстро сказала она — Послушай, Луций…

— Вы встретились и поговорили, — не дав ей закончить, начал он. — Потом мы вернулись в Рим, и некоторое время спустя ты объявила о своей беременности, так? Сначала я удивлялся тому, что все получилось так быстро, словно бы само собой, а потом мои мысли заслонила радость, и я забыл… И напрасно. Нужно всегда внимать доводам разума.

Ливия прошептала бледными губами:

— Это неправда, Луций!

— Неправда?! Тогда поклянись Юпитером, жизнью сына, памятью отца! — И отчаянно замотал головой. — Хотя, конечно, ты поклянешься, я знаю.

— Поклянусь!

— Да? Неужели все эти годы тебе не было страшно смотреть в бездну своей преступности, Ливия?! Ты… — Он произнес несколько грубых слов, каких Ливия никогда от него не слышала.

Женщина видела, что он совершенно не владеет собой. Луций дышал очень часто и тяжело, его руки бесцельно блуждали по складкам одежды.