Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 3 - Солженицын Александр Исаевич

И этого Муранова фотографию в арестантском халате сам же Шляпников и распространял по Петербургу.

Такого напроломного манёвра, без прямого товарищеского объяснения или предложения, таких приёмов Шляпников не ожидал. Не знал, что и возразить. Он таких методов не знал: как же можно не допустить их до газеты? С чего бы вдруг – с ними и бороться? Но если «издавали и будут издавать» – значит, они хотят «Правдой» руководить сами? (Муранов и больше захотел: чтобы Шляпников уступил ему место в Исполкоме. Ну что ж, может и уступить.)

Однако в сегодняшнем номере приезжие начали и теоретическую борьбу. В статье, уже не подписанной (Каменева, что ли?), они начали и принципиальный подкоп под линию Бюро ЦК: «было бы политической ошибкой ставить сейчас вопрос о смене Временного правительства».

Даже не сказано, что это – новое для газеты мнение, что вот мы спорим, – а просто вот так, как ни в чём не бывало! Распоряжались – не спросясь.

Этот удар – приходился по главной политической линии, которой Шляпников гордился как лучшей революционной догадкой, и которую он с таким усилием пробивал через ЦК. Не вышибать Временное правительство, а только контролировать его? – так думали и меньшевики, и эсеры. Значит, прощай настоящая большевицкая линия? Чему ж научили нас все французские революции XIX века, если не тому, что буржуазные правительства надо сметать, а не подталкивать? Чему же учит Ленин?

Нет, в этом уступать нельзя!

И само же собой шла в газете статья и нашей линии: о том, как несутся события, подтверждая любые «самые крайние» требования большевиков.

Получился в газете винегрет.

Не занимался Шляпников «Правдой» сам, но знал, что она – как крылья у него за спиной. И вдруг – начали подшибать.

Очень дурное стало состояние. Будто испакостили и раздавили всё, что он тут два года строил.

А тут ещё – передал ему сегодня Каменев свой «контрпроект» Манифеста к народам мира. И в нём так откровенно и писалось, что наша революционная армия даст отпор немцам – до полной победы у нас демократии!

И это – большевицкий «контрпроект»? Да это хуже, чем гиммеровский проект! Такого соглашательского текста Шляпников, конечно, дальше не пустит. (Но он у них вырвется теперь в «Правде»?)

А у самого Шляпникова не был свой текст готов, понадеялся! А с этим разделением – как было и выступать на пленуме Совета? А сибирцы выступят открыто против? Раздваивалась линия партии на глазах у всех врагов!

Раскола внутри партии Шляпников на себя взять не мог. И оставалось сегодня – не вмешиваться, чтоб только и каменевская группа не полезла.

Ещё и подумать же было некогда: среди дня спешил на большевицкую фракцию Совета в кинематограф «Аза» на Васильевском. А оттуда пошёл с товарищами в толкучку Морского корпуса – с крутыми-крутыми сомнениями. Митинг был, конечно, полезный, но не в те руки попал, а к празднику оборонства. Вот досада: революционные массы свободно метались, а всё равно не загребались к большевикам. И ещё теперь допустить раскол? Ни за что!

Вошёл Шляпников и стоял с товарищами в толпе, не пытаясь подняться в президиум. На хорах устроен был оркестр, подбадривать голосование. И после каждого выступления играли марсельезу.

Стеклов выступал революционно. Всё ж он не меньшевик, скорее наш. И даже больше наш, чем Каменев, Муранов.

Потом раскатисто читал текст Манифеста, все его оппортунистические выверты.

Вообще ничего хорошего в этом манифесте нет. Много громких слов, почти Циммервальд, а простой формулы – без аннексий и контрибуций – в нём нет. И после всех громких слов – русская революция не отступит перед штыками завоевателей. И чем это отличается от непрошенной телеграммы дружка Вандервельде? Так манифест создаст общедемократическую формулу патриотизма, оборончество получит штемпель революционной демократии, – и теперь все вместе будут нападать на большевиков за нарушение национального единства и ставить в пример революционного солдата, готового умереть за родину. Выступать с прямыми антивоенными лозунгами теперь будет значить – выступать против Совета?

О-хо-хо, плохо поворачивается.

Но это всё смечал только острый партийный глаз. А большинство радовалось. А в ораторы ещё полезли патриоты: как бы нам этим манифестом – да не ослабить Россию, противник примет за слабость?

Чхеидзе стал отвечать – как будто и ничего – и тут же всё испортил: не выпустим винтовки и будем защищать свободу до последней капли крови!…