Мир без конца - Фоллетт Кен

— На этой неделе умерли Перкин, его жена Пег, их сын Роб и зять Билли Говард. Осталась одна Аннет со всеми своими акрами, которые нужно возделывать, чего она, конечно, не может.

— Ну что ж, за земли нужно платить гериот.

— Заплатит, когда я найду держателей.

Парламент как раз проводил новый закон, который должен остановить разбегавшихся по всей стране батраков, требующих все более высокого жалованья. Как только ордонанс^[18] станет законом, Ральф их вернет. Но, как он прекрасно понимал, даже тогда ему будет невероятно тяжело найти работников. Нейт продолжил:

— Полагаю, вы уже слышали о смерти графа.

— Как?! — опять пришел в ужас Тенч.

— Что?! — воскликнул сэр Джеральд. — Граф Уильям умер?

— От чумы, — уточнил староста.

— Бедный дядя Уильям! — всхлипнула Тилли.

Младенец что-то почувствовал и захныкал. Фитцджеральд попытался перекричать плач:

— Когда?

— Три дня назад.

Матильда вновь дала младенцу грудь, и он затих.

— Значит, графом стал старший сын Уильяма, — задумчиво рассудил Ральф. — Ему не больше двадцати.

Староста покачал головой:

— Ролло тоже умер от чумы.

— Тогда младший…

— Тоже.

— Оба сына!

Сердце Тенча подпрыгнуло. Он всегда мечтал стать графом Ширингом. Теперь чума открывала ему такую возможность и даже увеличила шансы, ведь многие желавшие получить этот титул тоже умерли. Он перехватил взгляд отца. Сэр Джеральд подумал о том же. Тилли ужаснулась:

— Ролло и Рик умерли. Как ужасно. — И заплакала.

Ральф не обратил на нее внимания, он думал.

— А кто из родственников остался?

Джеральд спросил у Нейта:

— Видимо, графиня тоже умерла?

— Нет, сэр. Леди Филиппа жива. Как и ее дочь Одила.

— Ага. Значит, тот, кого король выберет в мужья Филиппе, станет графом.

Тенча как громом поразило. С юности он мечтал жениться на леди Филиппе. И теперь появилась возможность убить одним выстрелом двух зайцев. Но он женат. Джеральд задумался:

— Вот, значит, как.

Глядя на плачущую Тилли, Ральф остыл так же быстро, как и загорелся. Эта пятнадцатилетняя девочка, меньше пяти футов ростом, как скала, стояла между ним и будущим, к которому он стремился всю жизнь. Лорд Тенч ее ненавидел.

Поминальная служба по графу Уильяму проходила в Кингсбриджском соборе. Из монахов остался один Томас, епископ Анри вел службу, монахини пели гимны. За гробом в глубоком трауре шли леди Филиппа и Одила. Несмотря на эффектные черные одежды, Ральфу казалось, церемонии не хватает чего-то важного, того, что обычно сопровождает прощание с влиятельными людьми, — ощущения, словно, подобно большой реке, утекает целая эпоха. Смерть везде, каждый день, в том числе и смерть знатных особ.

Тенч с содроганием думал, кто из прихожан уже заразился, а может, болезнь как раз сейчас и передается через дыхание вот этого человека или невидимые лучи из его глаз. Он видел смерть много раз и научился подавлять страх во время сражений, но этого врага не поймаешь: чума, как подлый убийца, который вонзает длинный нож в спину и удирает незамеченным. Фитцджеральд постарался отбросить, эти мысли.

Рядом с ним стоял высокий Грегори Лонгфелло, сэр, законник, в прошлом помогавший Кингсбриджу. Теперь Грегори являлся членом королевского совета, в который входили избранные знатоки в различных областях, дававшие рекомендации монарху, касающиеся не того, что ему следует делать — на это существовал парламент, — а того, чего ему делать не следует.

Королевские указы часто зачитывали во время особенно важных церковных служб, таких как сегодняшняя. Епископ Анри говорил про новый ордонанс о батраках. Ральф догадывался, что вести привез сэр Грегори, который теперь следил за тем, как их воспримут. Тенч слушал внимательно. Его ни разу не вызывали в парламент, но он обсуждал проблему батраков с графом Уильямом, заседавшим в палате лордов, и с сэром Питером Джефрисом, представлявшим Ширинг в палате общин, поэтому знал подробности.

— «Все обязаны работать на лорда той деревни, в которой живут. Никто не имеет права переезжать в другую деревню и поступать к другому хозяину без разрешения лорда», — читал епископ.

Фитцджеральд уже давно понял, что принятие такого закона — лишь вопрос времени, и радовался, что это время наконец пришло. До чумы недостатка в батраках не было. Наоборот, во многих деревнях даже не знали, что с ними делать. Иногда безземельные крестьяне, которые никак не могли найти оплачиваемую работу, обращались к милости лорда, и это тяготило вне зависимости от того, помогал он им или нет. Поэтому когда такие работники перебирались в другую деревню, земледелец испытывал облегчение и не нуждался в законах, удерживающих их на месте. Теперь батраки получили рычаг влияния, чему, разумеется, нужно немедленно положить конец.