Барбаросса - Пикуль Валентин

• На мосту Бассано – черные знамена.
• Траурные флаги – вестники смертей.
• На войну собрались храбрые альпийцы.
• Движутся навстречу гибели своей…

Честно говоря, мне жаль этих итальянцев. Снежные сугробы в донских степях под Сталинградом станут для многих братской могилой, а те, кто останется в живых, будут расстреляны во Львове и Демблине, гитлеровцы затопчут их живыми в топи болот Белоруссии, и об этом долго-долго никто-никто в мире даже знать не будет… Да, их жалко!

* * *

В отличие от Муссолини испанский каудильо Франсиско Франко никогда не кричал о том, что он прав, но все-таки он оказался прав, не доверяя Гитлеру, и потому – в ответ на призывы фюрера – отправил в Россию только одну «Голубую дивизию», составленную из отбросов общества; русские в таких случаях говорят: «Возьми, убоже, что нам негоже»…

Это был сброд! Уголовники, выпущенные из тюрем; нищие, желавшие обеспечить свои семьи; были и такие, что поскандалили с женами и «отомстили» им экскурсией в Россию; наконец, в «Голубой дивизии» было немало и республиканцев, сознательно ехавших на русский фронт, чтобы сразу же сдаться в плен. Немцы обещали платить наемникам 60 марок в месяц, но выплачивали советскими рублями (из расчета 20 рублей за одну марку).

«Голубая дивизия» сразу показала своим союзникам, что с ними шутки плохи. Проездом через Германию, ради лучшего освещения своих вагонов, испанцы снимали фонари на станциях. Они штурмом взяли вагон-холодильник с сыром и весь сыр мигом слопали; с перрона вокзала в Берлине испанцы мигом «увели» все чемоданы немецких офицеров, приехавших в отпуск, чтобы порадовать родных подарками из России.

«Голубая дивизия» обосновалась на Псковщине, немцы держали испанцев на особом пайке – всего 200 граммов сухарей в день, и те очень легко, даже беззаботно, сдавались в плен.

– Сытно пожрать бы, – говорили они на допросах, – а больше нам ничего и не надо. Капитано – сволочь! Сам жрет курятину да нас же и обворовывает… Вы нас простите. Конечно, нам бы лучше сидеть дома, но там жрать нечего!

Испанцы не столько воевали с русскими, сколько дрались с немцами. Заодно уж – за компанию! – они жестоко били своих офицеров. Среди моих земляков остались смутные предания:

– Испанцы-то? А шут их знает, что за люди? Если не дерутся, так они, почитай, все время дрыхли как окаянные. Мы же сами их и будили. Вставайте, говорим, эвон немцы идут. Тут они мигом вскакивали – и в драку…

В наших архивах сохранилось множество показаний испанских военнопленных. Меня удивил один протокол допроса. «Я, – сознался один офицер, – постоянно испытывал все нарастающее чувство привязанности к русскому народу и земле русской. Многие мои товарищи испытывали те же чувства… поверьте, я будто стал очищенным ото всей скверны».

Франко очень скоро убрал «Голубую дивизию» с русского фронта, а Гитлер не смел возражать, ибо он нуждался в поставках ценного вольфрама из рудников Испании. Впрочем, этим испанцам потом даже повезло: многие до сих пор получают приличную пенсию от правительства ФРГ и живут неплохо.

Итальянцы ничего не получают и никогда уже не получат…

21. ВОЙНА ЗАТЯГИВАЕТСЯ

Красная Армия по-прежнему отступала – когда дорогами, а чаще лесами, проселками, через болота. С картами было плохо! Перед войной, боясь шпионов, все что надо и не надо засекретили, даже географию, а так как военная доктрина учила, что воевать предстоит только на чужой территории, то выпускали карты Европы, а своих вот не было. У немцев же – наоборот! – имелись прекрасные карты России, и потому наши командиры всегда желали иметь трофейные карты своей же родной земли. Вот и «драпали» дальше на восток, прочитывая при кратких вспышках спичек по-немецки написанные русские названия: Дедово, колхоз «Путь Ильича», Бабий Лог, совхоз «Сталинским путем».

– Эх, где наша не пропадала! Пошли, братцы, далее.

Ведь еще совсем недавно, во время предвоенных маневров, красноармейцы проходили через села, бабы выносили навстречу горшки с топленым молоком, старухи несли в подолах яблоки, малину в деревенских решетах, старики пасечники угощали сотовым медом. А теперь даже таились деревень – как бы не нарваться на немцев – и тянулись околицами, небритые, грязные, кое-как забинтованные, стараясь не смотреть в глаза встречным, безголосый позор уязвлял души, а командиры со шпалами и ромбами в петлицах выслушивали обвинения стариков: