Праздник, который всегда с тобой - Хемингуэй Эрнест

— Как думаешь, это правда, что все арки расположены на одной линии? Эти две и Сермионская в Милане^[9]?

— Не знаю, Тэти. Раз говорят — наверное, знают. А помнишь, как мы весной спустились на итальянскую сторону Сен-Бернара, после подъема в снегах, и втроем с Чинком весь день шли до Аосты?

— Чинк назвал это «Через Сен-Бернар в городских туфлях». Помнишь свои туфли?

— Бедные туфли. Помнишь, как мы пили фруктовый коктейль в кафе «Биффи» в галерее — «Капри» со свежими персиками и земляникой из высокого стеклянного кувшина со льдом?

— Вот там я и подумал об этих трех арках.

— Я помню Сермионскую. Она похожа на эту.

— Помнишь, в Эгле вы с Чинком сидели в саду и читали, пока я ловил рыбу?

— Да, Тэти.

Я вспомнил Рону, узкую и серую, полную талой воды, и два канала, богатых форелью, — канал Роны и Штокальпер. Штокальпер в тот день был прозрачен, а ронский — еще мутный.

— Помнишь, когда конские каштаны были в цвету и я пытался вспомнить, что мне рассказал, кажется, Джим Гэмбл про глицинию, — и никак не мог вспомнить.

— Да, Тэти, а вы с Чинком все говорили о том, как написать о чем-то правдиво — правильно показать, а не описывать. Я все помню. Иногда он был прав, иногда — ты. Я помню, вы спорили о формах, о фактурах, об освещении.

Мы вышли из Лувра через ворота, перешли улицу и теперь стояли на мосту, опершись на парапет и глядя на воду.

— Мы трое вечно обо всем спорили, но всегда о чем-то конкретном и подтрунивали друг над другом. Я помню все, что мы делали и о чем говорили в той поездке, — сказала Хэдли. — Правда. Все помню. Когда вы с Чинком разговаривали, я тоже участвовала. Не то что в роли жены у мисс Стайн.

— Хотел бы я вспомнить тот рассказ о лозах глицинии.

— Это было не важно, Тэти. Там дело было в лозах.

— Помнишь, я принес вино из Эгля в шале. Нам продали его в трактире. Сказали, что оно пойдет к форели. Мы завернули бутылку, кажется, в «Газетт де Лозанн».

— Вино сион было еще лучше. Помнишь, когда мы вернулись в шале, фрау Гангесвиш приготовила ее au bleu^[10]? Чудесная была форель, Тэти. Мы пили сион, ели на террасе над склоном горы и смотрели на озеро, на хребет Дан-дю-Миди за ним, наполовину под снегом, и на деревья в устье Роны, где она впадает в озеро.

— Зимой и весной нам всегда не хватает Чинка.

— Всегда. А мне и сейчас не хватает, хотя весна прошла.

Чинк был кадровый военный и прибыл в Монс из Сандхерста. Познакомился я с ним в Италии, и он был моим лучшим другом, а потом долгое время — нашим лучшим другом. В ту пору он проводил отпуска с нами.

— Он постарается получить отпуск будущей весной. Он написал из Кельна на прошлой неделе.

— Знаю. Надо жить сейчас и пользоваться каждой минутой.

— Сейчас мы смотрим, как вода бьется в этот устой. Интересно, что мы увидим, когда посмотрим вдоль реки.

Мы посмотрели, и вот что было перед нами: наша река, и наш город, и остров в нашем городе.

— Нам очень везет, — сказала она. — Надеюсь, Чинк приедет. Он о нас заботится.

— Он так не думает.

— Конечно, нет.

— Он думает, мы вместе исследуем.

— Так оно и есть. Но важно, что исследуешь.

Мы прошли по мосту и очутились на нашем берегу реки.

— Ты опять проголодалась? — спросил я. — А то ходим, болтаем.

— Конечно, Тэти. А ты?

— Пойдем в какое-нибудь прекрасное место и закажем по-настоящему роскошный ужин.

— Куда?

— «Мишо»?

— Замечательно — и близко.

По улице Сен-Пер мы дошли до угла улицы Жакоб, остановились и посмотрели через окно на картины и мебель. Мы стояли перед рестораном «Мишо» и читали меню на щите. Ресторан был полон, мы ждали, когда посетители выйдут, наблюдали за столами, где уже пили кофе.

Мы успели проголодаться, пока гуляли, а «Мишо» для нас был привлекательный и дорогой ресторан. В то время там обедал Джойс с семьей — он и жена у стены; Джойс, подняв в одной руке меню, смотрит на него через толстые очки; рядом — Нора, ест изящно, но с аппетитом; Джорджо, худой, франтоватый, с прилизанным затылком; Лючия с густыми кудрявыми волосами, не совсем еще взрослая девушка; все разговаривают по-итальянски.

Стоя перед рестораном, я задумался о том, только ли голод чувствовали мы на мосту. Спросил жену, и она сказала:

— Не знаю, Тэти. Голод бывает разных видов. Весной их больше. Но это прошло. Память — тоже голод.