Гомер. Илиада - Барикко Алессандро

Одиссей

Он принялся нахваливать меня перед всеми, но я прервал его. Я сказал, что нам лучше поторопиться: звезды высоко поднялись, и рассвет уже близок. Нам осталась лишь третья часть ночи.

Мы покрылись страшным оружием. Фразимед отдал Диомеду свой щит и двулезвенный меч. Мерной предложил мне свой меч, лук и колчан. Мы оба надели шлемы из кожи: без гребней и медных блях, что могли бы выдать нас в темноте. Пустившись в путь, мы услыхали крик цапли. Я подумал, что это знамение и что рожденная Зевсом Афина будет со мной. «Будь ко мне благосклонна, богиня, дай мне вернуться живым к ахейским судам, сделав великое дело, что троянцы запомнят надолго!» Мы бесшумно двигались в сумраке ночи, будто львы, мимо трупов, доспехов и луж черной крови.

Диомед

Внезапно Одиссей говорит мне:

– Слышишь шум, Диомед? Кто-то подходит, кто-то идет из стана троянцев к нашим судам… тише, позволим ему нас миновать, а потом побежим и изловим, согласен?

– Согласен.

– Если он станет от нас убегать, отрезай ему сзади дорогу, чтобы не смог вернуться назад, отбивай его подальше от стана. Идем!

Одиссей

Мы укрылись удороги меж грудами трупов. И сразу увидели того человека: он пробежал мимо нас. Мы пустились в погоню. Услышав наш топот, он остановился. Возможно, принял нас за троянцев, посланных ему на подмогу. Но когда мы приблизились на расстояние полета копья, он понял, что ошибся, и кинулся прочь. А мы следом за ним.

Диомед

Мы неслись, как охотничьи псы. Так, подняв в лесной чаще зайца или же серну, они гонят упорно добычу. Троянец уже приближался к нашей стене, еще немного, и его схватила бы стража. Но этого я не желал. После долгой погони я ни за что не отдал бы добычу. И я на бегу закричал:

– Стой, а не то я тебя настигну копьем! Стой или умрешь ты!

Я метнул копье, целясь повыше него, я не хотел убивать его, хотел только остановить, копье пролетело над его правым плечом, и он… остановился. Эта уловка мне всегда удается.

Одиссей

От ужаса у него стучали зубы, он бормотал:

– Пощадите, мой отец даст вам неисчислимый выкуп. У него в достатке и меди, и золота, и красивых железных изделий.

Так он в слезах умолял нас. Его звали Долон, он был сыном Эвмеда.

Диомед

Я бы убил его. Но Одиссея я не зря назвал многоумным. Я стоял молча, Лаэртид же начал расспросы:

– Отбрось мысли о смерти и лучше ответь, что ты делаешь здесь, вдали от троянского стана? Собирался ты грабить убитых или Гектор послал тебя к нашим судам, чтобы все рассмотреть и подслушать?

Он, трепеща, отвечал:

– Это Гектop, он ввел меня в искушение. Он клялся отдать мне колесницу и коней Ахиллеса, если я проникну в ваш стан и сумею разведать, есть ли стража у кораблей и готовитесь ли вы бежать или спите, изнуренные после сражения.

Одиссей усмехнулся:

– Коней Ахиллеса? Вот ты чего пожелал? Коней самого Ахиллеса? Что ж, нелегко ими править смертному вроде тебя. И Ахиллес едва с ними справляется, а ведь он сын богини…

Одиссей

Мы заставили его рассказать нам всю правду. Мы хотели знать, где оставил он Гектopa, где у того боевые доспехи и кони, что на уме у троянцев: продолжить сражение или обратно вернуться – в троянские стены. Долон был перепуган. И поведал все без утайки. Он рассказал, что Гектор держит совет с мужами мудрейшими, сидя подле могилы Ила. Он описал нам троянский стан и где стоят сами троянцы и где их союзники. Он назвал все имена и сказал, кто спит, а кто бодрствует. И наконец, он воскликнул:

– Довольно расспрашивать! Если хотите проникнуть в троянское войско, с краю стоят в отдаленье от всех фракийцы, недавно пришедшие. С ними Рез, царь их. Он сражается в дивных золотых доспехах, поразительных, дивных для взора, их подобает носить не нам, смертным, но богу. Я видел и коней его: огромных, прекрасных, белых как снег и быстрых как ветер. Его колесница украшена золотом и серебром. Идите туда. А меня отведите на корабли или свяжите и оставьте здесь до возвращения вашего, вы убедитесь: я не солгал вам.

Диомед

Так он думал спастись, понимаете?

– Думал спастись, Долон? Нет, не надейся. Ты рассказал нам много полезного, спасибо тебе. Но судьба отдала тебя в наши руки. Отпусти я тебя – и что будет? Завтра ты снова придешь к нашим судам соглядатаем, или, быть может, мы встретимся в битве и ты пожелаешь убить меня. Если же я немедля тебя уничтожу, ты больше не принесешь нам вреда.

И мечом я отсек ему, еще говорящему, голову, рука его с мольбой тянулась ко мне, но я мечом отсек ему голову, и она покатилась во прах. И поныне я вижу, как Одиссей поднимает доспехи Долона и посвящает Афине: