Есть! - Матвеева Анна

На первом курсе она допоздна готовилась к экзаменам. Однажды вышла из библиотеки, когда стемнело. Вместе с ней университет покинула худенькая уборщица, пожилая, в дешевом, как у самой Кати, пальтишке с жалким меховым воротничком. Катя сразу узнала Фарогат – она не простила ее, как не прощала в жизни никогда и никого. Спрятала лицо в воротничок и зашагала к автобусной остановке, повторяя в памяти имена античных богов и героев.

Девочка с курса, Авдеева, хвасталась, что в детстве папа читал ей вслух мифы Древней Греции и потому она готова к экзамену по античке последние пятнадцать лет. На спор Авдеева пересказывала мифы и описывала подвиги Геракла – Кате же приходилось грызть мифологию как сухарь: античка никак не желала ей даваться.

Странно, что именно сейчас Ека Парусинская завспоминала грустное детство и трудную юность – сейчас, когда до родителей, все еще живых и все так же, как ни сложно в это поверить, пьющих, ей нет дела, точно так же, как нет ей дела до предавшей маленькую Катьку узбечки Фарогат – единственного человека в мире, которого она в самом деле любила. С бабушкой все было проще, как будто обе они, старая и малая, договорились однажды – не словами, а другим, более совершенным способом – не делать друг другу сложно и больно. Так, в относительном мире и равнодушии,они прожили долгие годы. Любви не было – была вымученная забота с одной стороны и вынужденная благодарность – с другой. Бабушка Клава умерла несколько лет назад, когда Ека проходила первую стажировку в Италии. На похороны внучка не приехала.

Сейчас, с высоты будней, Ека видела свое печальное детство чужим, как будто речь шла не о ней самой, а об очередном античном герое, так легко усваивавшемся безразмерной памятью Авдеевой. Греческие мифы и детство – это была одна и та же античность.

На днях, когда в студии отключили электричество за пять минут до эфира, Ека вместо того, чтобы нервничать со всеми, зачем-то принялась вспоминать собственную, деревенскую мифологию, слипшуюся в ее памяти с античной. И лишь только электричество наконец дали, ведущая «Ека-шоу» будто вынырнула из прошлого, стряхивая – как собака воду с шерсти – цепкие, приставучие воспоминания.

Когда Ека начинала учиться готовить, она, как всякий любослов, прежде всего пошла за помощью к книгам. Кулинарных увражей в магазине оказалось жуткое количество: здесь были отдельные книжки по всякой национальной кухне, по каждому блюду и продукту, были толстенные тома в разноцветных обложках, обещавшие лучшее меню на каждый день, и разудало изданные книжищи, написанные знаменитостями разного пошиба и масштаба. Ека подивилась знаменитостям: всё люди успевают, и даже готовят, и пишут об этом книги!

– Возьмите Ларису Ларисину, – интимно шепнула Еке продавщица. – Там очень эффектные рецепты.

Лариса Ларисина была типичной однодневной певицей-длинноножкой. Падая в черную дыру народного забытья, она отчаянно цеплялась за все, что могло бы удержать ее на краю пропасти (она же – вершина славы). В числе прочего Ларисе попалась под руку кулинария. На обложке певица была запечатлена с закопченным чугунком в руках и с мольбой в глазах.

Ека поставила Ларису обратно на полку.

– Мне бы что-то попроще и… поосновательнее, – сказала она скорее себе самой, нежели продавщице. И сразу увидела Большой кулинарный словарь Александра Дюма, романы которого заметно скрасили Еке трудные дни детства.

Большой кулинарный словарь имел эпохальный вид и стоил тоже немало – но Еке, как любому филологу, уже самый вид любого словаря внушал надежду и оптимизм.

– Изумительный выбор! – запищала продавщица, незаметно подталкивая Еку в сторону кассы. – Там тоже очень эффектные рецепты. Почти как у Ларисиной.

По пути в кассу Ека успела цапнуть еще и книгу агрессивного британского повара с лицом убивца.

Рецепты и вправду оказались эффектными. Ека узнала, что для правильного бисквита нужно взять шестнадцать свежих яиц (британский повар из другой книги уместно добавлял: «Это должны быть яйца от свободно пасшейся курицы»!). Дюма предлагал совершать немыслимые для начинающего кулинара вещи: «Возьмите пять живых голубей, забейте их и соберите кровь в сосуд, добавив лимонный сок, чтобы она не свернулась. Ощипите голубей, выпотрошите их, вставьте лапки внутрь, обдайте крутым кипятком и немного пропассеруйте в коровьем масле. Добавьте пучок пряных трав, ломтик окорока, телячью зобную железу, шампиньоны и трюфели. Залейте небольшим количеством бульона, приправьте по своему вкусу и поставьте вариться. Затем поставьте сосуд с кровью на огонь и постоянно помешивайте ее, не давая свернуться. Когда она хорошенько нагреется, но еще не закипит, составьте сосуд с огня. Пусть кровь остывает».

Кровь стыла в жилах нашей Еки, но она с научным упрямством продолжала кошмарное чтение: «Возьмите зайчонка, разделайте и выпотрошите его, добавив кровь к голубиной крови. Нарежьте мясо зайчонка на филе и порубите вместе с небольшим количеством сырого окорока…»