МЕДЛЕННЫЕ ЧЕЛЮСТИ ДЕМОКРАТИИ - Кантор Максим

И тут Зиновьев опять всех обидел. Взял да и заявил, что идеал общественного развития — не на Западе. Вот-те на! Как же это, гражданин профессор? Где же тогда? Запад-то чем ему, привереде, плох?

Когда Зиновьев выступил против Запада, корпоративной ненависти не стало предела. Что же получается: дали тебе приют, спасли от тоталитарного режима, а ты дающую руку не лижешь, а кусаешь? Не по правилам — начальству всегда надо ручку лизать! Этак никого на Запад и звать не станут! Ты что себе позволяешь? Тебя барин приветил, а ты хозяину дерзишь — разве можно! И стали искать причину: отчего же это Зиновьев так распустился? В чем его нынешний расчет? Ага, он, значит, за советское прошлое, за этих коммуняк? Не вполне получалось так сказать, поскольку именно Зиновьев выступил против коммунистов прежде, чем они сами, — но ведь что-то же надо было говорить! Причин, внятных причин не находил либеральный хомяк в поведении Зиновьева. Ну, тогда, в семьдесят восьмом, понятно: мужик в цивилизацию драпанул. А сейчас, когда он Запад критикует, — где кроется расчет? В чем тайная стратегия? И от полного непонимания появилось соображение: старик спятил. Просто с ума сошел. Не может человек в здравом уме критиковать первоначальные накопления и банковскую демократию. Видимо, впал в маразм. Ах, мы давно говорили, что он не так уж и талантлив. А теперь вот — очевидно: псих.

Ненавидели Зиновьева за собственную бездарность.

В годы гласности все обзавелись хоть крошечным, но убеждением, хоть чахлым, но талантом, раздули интеллектуальных лягушек до размеров волов, вот уже и тот — мыслитель, и этот — сочинитель. Сколько критических перьев заострилось на рубеже веков — и тот непримирим, и этот. И тот — остроумен, а этот — так и еще остроумнее. Появились бесконечные критики и критикессы, кураторы, политобозреватели, культурологи, культуртрегеры и просветители. Но ведь каких же усилий это стоило! Надо промыливаться в редакции, надо дружить с нужными людьми, надо выпивать со спонсорами, сидеть на бессмысленных конференциях — тема «Тех-же-щей-да-пожиже-влей-2», и это ведь надо делать постоянно. Надо звать в гости коллег, общаться с единомышленниками, надо острить в ежевечерней колонке — ах, поверьте, это тяжелейшая работа! И добавьте: сказать-то совершенно нечего. Ну совсем-совсем нечего. А язвить надо! А миссия грозного остроумца как же? И гвоздили друг друга и неудачливых менеджеров среднего звена, пинали мертвых большевиков, рассказывали, давясь хихиканьем, что у Маркса были чирьи на заднице, а Ленин был сифилитиком. Описывали свое тоскливое детство и бесталанную юность, описывали с горькой обидой на несостоявшуюся утопию — а настоящего не хотели видеть: ну не гэбье же обличать, захватившее нефтяные месторождения. Мы про очевидное и страшное не говорим, нам бы неопасную шутку для очередной колонки придумать.

Небольшого роста человек без особой натуги был гением, ему скандальная слава давалась до обидного легко: сел мужик к столу — и написал тридцать книг, и при этом он не старался никому понравиться. За это его действительно очень не любили.

За то, что в его присутствии — был виден собственный обидный размер. За то, что радом со стройным Зиновьевым бросалось в глаза интеллигентное откормленное брюхо, рядом с его прямым путем — было заметно, как много и мелко они, служилые борзописцы, виляли. Его ненавидели за то, что сами хотели, чтобы их называли борцами и мыслителями — но ведь они были трусами и соглашателями, а про это нестерпимо помнить каждый день! Да сколько же можно прошлым в нос тыкать! Ну да, писал передовицы за Забелина (Загладина, Квасова, Фролова, Слюнькова, Федосеева)! И что с того?! Нестерпимо знать и помнить, что ты вел себя как шавка, что ты всегда был трусом и жадиной, всегда дрожал за свою шкуру — нет, это требуется раз и навсегда забыть! Мы нынче смелее Зиновьева! Мы покажем, мы еще сделаем! Теорию придумаем! Кого надо обличим! И кого же стали критиковать освобожденные интеллигенты? Ворюг, приватизировавших страну? Чекистов, захвативших власть? Капиталистов, бомбящих колонии? Нет, совсем даже не их — с ними как раз смирились, даже подачки от них стали получать. У интеллигентов образовался главный враг — неблагодарный цивилизации Зиновьев.

И мотивы ненависти понятны: это инстинктивная родовая ненависть. Если один оттолкнул руку с подачками — так ведь начальство может вовсе прекратить выдачу. Вдруг они там, наверху, решат, что мы все их руку отталкиваем? О, только не это!