Дэниел Мартин - Фаулз Джон

Ну вот. Всё ещё не закончила.

Постепенно все другие разошлись, Стив с кем-то из мужчин удалился на время — попробовать «порше» более современной, чем у него самого, модели, и Кейт отвела меня в её «апартаменты» — принять душ… фантастика… это и на самом деле совершенно отдельная квартира, спальня, гостиная, ванная, способная вместить целую команду рэгбистов (по размеру), даже небольшая кухонька в придачу. Мы решили немножко выпить — обе ужасно устали, поэтому прилегли на её огромную двуспальную кровать, подложив под спины чуть не сто тысяч диванных подушек, и принялись болтать о тех, кто только что ушёл; она рассказала мне о них кучу всяких вещей (по большей части ничего хорошего), а потом я взялась излагать ей собственные соображения о Калифорнии. Знаешь, это было здорово, так бывает, когда исчезают национальные различия, обнаруживаешь что-то общее в чувствах, в понимании вещей, независимо от разницы в языке и стиле жизни. Сугубо женские ощущения, не знаю, бывает ли так у мужчин. Хотя да, у вас с Эйбом, наверное, так — отсюда и шагай. Мы растянулись на кровати в купальных халатах. Как две девчонки в школьном дортуаре. Если забыть об интерьере и выпивке.

Тут наконец — должно быть, целый час прошёл — появляется Стив, закутанный в белую махровую простыню. Он вернулся и принял душ в ванной одного из отсутствующих братьев Кейт. De trop,319 как мне показалось. По-моему, и Кейт тоже. Но он спокойненько пошёл в гостиную, налил себе выпить, и нам ещё по бокалу, вернулся и забрался на кровать — между нами. Абсурд какой-то, повторение утренней сцены. Но теперь это почему-то казалось уже не так важно. Спускались сумерки — замечательные короткие калифорнийские сумерки. В окно мне видны были пальмы — чёрные перья крон на розовом фоне неба; в доме — тишина. Троечка друзей бок о бок. Мы с Кейт ещё продолжали болтать — перекидывались словами через Стива.

И вот — пауза. Стив погладил пальцами ног наши босые ступни.

— Всё-таки я везунчик, а? Такая красота. Ещё и ум вдобавок.

А Кейт ему:

— Везунчик-мазунчик.

— А ты вообще ни при чём. Ты просто чердачок без крыши.

Она толкнула его локтем.

— А Дженни тогда кто?

— С ней связаться — что с ледником сношаться.

Кейт перегнулась над ним и состроила мне рожицу:

— Вот это и называется любовь по-американски.

Стив обнял нас обеих за плечи:

— Ты хочешь сказать, можно и по-другому?

— Что-то нет настроения ублажать ваше ШМП, правда, Дженни?

— Что за вопрос! — говорю. — А что такое ШМП?

— Шовинистически-Мужское Превосходительство.

Стив делает вид, что ужасно удивлён.

— Вы что, хотите сказать, что и вправду нормальные девчонки?

Кейт:

— О Господи! Спасибо хоть в шутку извинился.

Тут мы перешли к шуткам. К анекдотам. Про белых мещан-американцев. Про поляков. Про чёрных. Кейт говорит:

— Мой отец просто помирает от смеха, когда их слышит. Толстенную тетрадь уже собрал.

Потом спросила меня про моего отца, и я им про него рассказала. Про то, как дома жила. Про школу-интернат. Про работу в театре. За окном медленно угасал свет, вещи в комнате утрачивали цвета, превращаясь в тени. Мы все немного притихли, он всё ещё обнимал нас за плечи, уже не так крепко. Похоже, он задремал, глаза были закрыты. Минут десять разговор шёл между мною и Кейт. И вдруг я увидела. Его махровая простыня сползла, и он вовсе не спал. Пробормотал:

— Эй, глядите-ка, что случилось!

Кейт говорит:

— Слушай, Стив, ну что ты вечно показушничаешь?

— Но ведь — да?

— Нет.

— Дженни, детка?

— Нет, благодарю покорно.

Воцарилось недолгое, странное молчание. Я не могла поднять глаза на Кейт, ждала — как она себя поведёт. Тут опять заговорил Стив:

— Ну-ка, переснимем весь эпизод. Значит, так. Я от вас обеих тащусь как чокнутый. Вы друг от дружки тоже тащитесь. Мы все трое друг от дружки тащимся как чокнутые. Дружба — это что значит? Любить друг друга, верно? Касаться, целоваться, сношаться. Как это звучит, а, кошечки мои?

Я говорю:

— Сверхупрощенно.

Он убирает руки и поворачивается ко мне. Касается пальцами моих губ.

— Так чего же мы боимся?

— Ничего. Просто я такая как есть.

— Значит, милая, добрая и прекрасная.

— И старомодная. Кое в чём.

Его рука поползла вниз от моих губ и попыталась раскрыть халат. Я её поймала, но он уже пробрался куда хотел. И шепчет мне на ухо:

— Как в школе. Нежно, приятно. И все вместе.

— Стив, прошу, не надо.

А он шепчет:

— Кэтти хитрит. Она сама этого хочет.

Я сначала не понимала, почему она ничего не говорит. Тут начала понимать. А он — ей, не поворачивая головы:

— Кэтти, детка?

— Нет, если Дженни не хочет.

Не знаю, что это было, Дэн. Конечно, я была чуть-чуть пьяна, мы пили какой-то коктейль с текилой, приготовленный Кейт. Он не казался таким уж крепким… ну всё равно, я не ищу оправданий. Всё произошло так быстро. Я чувствовала, что меня провели, я была возмущена. Больше Кейт, чем Стивом. Зачем она перекинулась на его сторону. И вдруг испугалась того, что о себе им сказала. Поняла, как далеко я от дома, но, может, так мне и надо. И что десять бед — один ответ. Лезли в голову всякие странные вещи.

Стив говорит:

— Один счастливый смельчак и две счастливые смельчачки.

А Кейт вторит:

— Мы к этому относимся как к упражнению в духовном единении. Понимаешь?

Я говорю:

— Кто это — мы?

— Да кто угодно… ты… если совпадают волны… вибрации. И если тебе этого хочется.

Я удерживала его руку у себя на груди, не позволяя ей двигаться. Кейт сначала лежала, опираясь на локоть, но теперь села и взяла мою другую руку. Это было очень странно, но я понимала — она, по-своему, совершенно честна со мной.

— Дженни, это очень просто. Если чувствуешь — да, то это происходит. Или чувствуешь — нет. И всё. Если тебе не хочется так чувствовать… знаешь… Мы поймём. По правде, тут ничего особенного нет. Ни у кого крыша не поехала. Просто мы любим чувствовать близость друг друга. Это не только Стива касается. Нас с тобой тоже.

Стив говорит:

— Точно.

А Кейт:

— Только если ты тоже так чувствуешь.

И сжала мою ладонь, вроде чтобы придать мне смелости, и отпустила руку. Я понимаю, скорее всего это был просто ловкий ход. Думаю, если бы они ещё приводили доводы, продолжали уговоры… но они молчали. И ведь у меня было столько возможностей раньше подвести черту. Кейт снова легла; я чувствовала — они ждут у меня под боком; и несмотря на всё, что она сказала, у меня оставалось подозрение, что они сговорились, но ведь и я помогла им этот заговор осуществить. Такое удовольствие получала, сплетничая с Кейт, не встала с кровати, когда явился Стив… Какая-то часть моего «я» стремилась уйти, Дэн, но другая… может, текила виновата, но эта другая «я» понимала, что хочет подождать и посмотреть, что будет. Я чувствовала, что изменилась, что та, какой я была день назад, уже не я, или — что ей больше не обязательно быть мной.

Не знаю, Дэн. Только я отпустила его руку. Он опять был очень нежен, осторожно развязал пояс халата, на мне под халатом ничего больше не было — купальник ведь был мокрый. В тот миг всё и вправду происходило не со мной. Несколько секунд спустя я почувствовала, что Кейт соскользнула с кровати и вышла из комнаты. Но почти тотчас вернулась. Сбросила халат, закурила. Было уже темно, почти ничего не разглядеть. Она встала на кровати на колени и помогла Стиву выпутаться из его махровой простыни, потом мне — из халата. Мы лежали, курили… минуты две-три. Зелье — самое лучшее, разумеется.

Больше никто ничего не говорил. Я пыталась почувствовать себя шокированной, почувствовать, что совершаю ужасный шаг, погружаюсь в бездну греха. Но, Боже мой, разве это похоже на оргию, даже если Кейт — извращённая маленькая сучонка, не раз уже игравшая в такие игры? И если это доставляет удовольствие и никому не причиняет вреда… ну да, вопросы напрашиваются сами собой. Но почему-то её участие делало всё это менее… ты понимаешь. Если бы она не участвовала. Просто наблюдала или ещё что. А тут и правда было что-то вроде духовного единения. Вовсе не сексуального: я слишком нервничала, не знала, куда это всё заведёт… фактически это было что-то вроде мастурбации. Петтинг. Дурные подростковые забавы. В конце концов всё свелось к банальностям, ничего интересного. Правда, какие-то эротические ощущения под конец возникли. Но всё это было как-то не по-взрослому.

Когда всё закончилось и он вот-вот должен был нарушить молчание, чего я вовсе не хотела, не хотела слышать его отрывистые идиотские реплики вроде «здорово» и «потрясно» и какие мы обе «потрясные цыпочки», случилось что-то странное. Я знала, что Кейт, как и я, не хочет никаких разговоров. Может, это и ему передалось. Во всяком случае, он сел, поцеловал нас обеих и ушёл туда, где бросил свою одежду. Некоторое время мы молчали, и я думала, ну а теперь-то что, что же это я наделала. И тут, в полной тьме, Кейт придвинулась ко мне; это было так удивительно, будто совсем маленькая девочка, которая хочет, чтобы её обняли и прижали к себе; она заставила меня лечь на спину, положила мою правую руку себе на плечи, и прижалась ко мне, и поцеловала меня в плечо — лёгким и нежным поцелуем. А я думаю: Господи, этого ещё не хватало. Готова была отскочить куда подальше, чуть не на целую милю. Но она протянула руку и взяла мою — ту, что была свободна, и прижала её к моему животу, вроде чтобы дать понять — это вовсе не то, о чём я подумала… о чём сейчас наверняка думаешь ты. Она и вправду положила свою ногу на мою, просто чтобы быть как можно ближе, и — не знаю, не могу объяснить, каким образом, только я знала — она просто хочет прижаться ко мне. И мне стало приятно чувствовать рядом её нагое, такое тёплое тело. Оно казалось бесполым, словно тело ребёнка. А кожа — такая нежная, мягкая по сравнению с мужской. Забавно и странно было узнать, каково это — быть тобой (мужчиной). Ощущать рядом женское тело. И это было как будто демонстрацией чего-то. Как будто Стив был просто катализатором. Речь шла вовсе не о сексе. О чём-то, существующем у американцев в душе. Не знаю, как сказать. Столько механических, лишённых души игрушек для забавы, и бедный, жалкий словарь, чтобы всё это выразить. Только тело другого существа, женское тело, которому можно всё объяснить. Своё одиночество. Когда имеешь всё, а в глубине души хранишь сомнения, неуверенность в себе. В случае с Кейт — неумение даже освободиться от своего дома, семьи, денег. Я хочу сказать — тут была какая-то загадка, тайна, Дэн. И это было что-то совсем невинное, чистое, ты не можешь себе представить. На какой-то миг я почувствовала, что она мне много ближе, чем когда-либо были мои сёстры. И ощущение гораздо более трогательное и волнующее, чем всё, что было со Стивом.