Воспоминания Элизабет Франкенштейн - Рошак Теодор

Удивительно, сколь многие возможности человеческого мозга еще остаются неисследованными. Какие злодейства и гений мы обнаружим в тех темных недрах нашей души, куда первым проник Месмер? Будем надеяться, что с ходом нашего рациональнейшего из столетий сия загадочная глубинная область реальности станет наконец свободна от некромантов и знахарей, традиционно опекавших ее, и на смену им придут компетентные медики.

Посещение доктора Месмера

Никогда еще двое, путешествующие вместе, не были столь осторожны друг с другом, как мы с Виктором по дороге во Фрауэнфильд. Всякий, кому случилось бы нечаянно услышать наш разговор в карете, принял бы нас за людей, едва знакомых друг с другом. В те редкие минуты, когда мы нарушали молчание, мы старались не говорить о чем-то личном. Обсуждали философские теории и среди прочего — сущность закона существования жизни и вероятность, что он когда-нибудь будет открыт и понят. Больше всего мы обсуждали странный новый мир животного магнетизма, о котором заявлял Месмер и о котором мне было известно ужасающе мало. К моему удивлению, Виктор и в этой области был таким же знатоком, как в науке об электричестве. Это, конечно, объяснялось тем, что, по его мнению, Месмер и он занимались близкими исследованиями.

— Что, если все формы электричества и магнетизма едины в своей основе? — сказал он с прежним жаром, который мне было радостно вновь видеть в нем. — Разве не обладают обе силы способностью притягивать и отталкивать; и разве обе не могут, как показал Месмер, проникать через прилегающие тела? В тезисах месье Кулона сообщалось о признаке того, что закон обратной пропорциональности может быть применим к ним обеим. Пристли и Кавендиш сходятся во мнении, что это, возможно, стоит специального исследования. Прими во внимание: Месмер только предположил, что магнитная энергия действует на нервную систему так же, как на инертную Природу. Так почему тогда ее нельзя использовать для исцеления душевных болезней?

И, достав карандаш и записную книжку, он принялся объяснять закон Кулона, подкрепляя свои объяснения сложными математическими расчетами, что помогло скоротать несколько часов дороги. Хотя меня эти подсчеты не слишком интересовали, я рада была, что Виктор получил возможность сосредоточиться на предмете нейтральном, никак не связанном с нашими непростыми взаимоотношениями. Я внимательно слушала все, что он рассказывал о животном магнетизме, но сама помалкивала. Я слышала множество фантастических историй о Месмере, которого иные насмешники звали «королем выдумщиков». Другие считали его развратником, ибо, по слухам, в его доме было полно голых пациенток, которых он склонял совершать непристойные вещи. Поэтому женщин предупреждали при посещении клиники Месмера особо печься о своей добродетели.

Я старалась ничем не обнаруживать серьезных опасений, боясь разрушить большие надежды, которые Виктор возлагал на эту поездку, поскольку его состояние ухудшалось на глазах. Временами, впадая в дремоту, он начинал метаться и что-то тревожно бормотать. Ночью, когда карета остановилась, он заставил меня пообещать, что я не оставлю его одного. Пришлось нам выдать себя за супругов, чтобы нас поселили вместе. Но все это требовало от меня чрезмерных усилий; приходилось сидеть у постели Виктора, охраняя его сон, пока у меня самой веки не начинали неудержимо слипаться. «Он не появится, пока ты тут», — сказал Виктор, имея в виду Другого, который, по его убеждению, таился в нем. С этим воображаемым Другим он разговаривал во сне, мечась в постели, называя его «злодеем», «негодяем» и «дьяволом». В одном из постоялых дворов под Люцерном, где мы остановились на ночевку, Виктор проснулся среди ночи в таком ужасе, что с дикими воплями выскочил из комнаты на галерею, перебудив постояльцев. К тому времени, как мы добрались до жилища Месмера, я не меньше Виктора жаждала, чтобы его хозяин был способен творить чудеса.

— Добро пожаловать! Добро пожаловать, доктор Франкенштейн! Какая честь!

Так нас приветствовал господин, назвавшийся доктором Обюэ, старшим ассистентом Месмера; людей такого высоченного роста мне еще не доводилось видеть. Он возвышался над Виктором, а я так вообще чувствовала себя карлицей. Его огромный, торчащий вперед подбородок величиной с добрый арбуз поражал даже при такой гигантской голове. Акцент выдавал в нем датчанина; голос был необычайно масляный, каждое слово словно щедро смазано, чтобы легче и убедительней скользнуть в сознание собеседника. В холле он, посмеиваясь, представился одним из «ангелов» Месмера.