Дитя слова - Мердок Айрис

— Чего я не понимаю, — сказал я, — это зачем понадобилось Лоре вообще говорить Фредди о тебе. Зачем надо было так это подавать? У Фредди явно засела в голове дурацкая идея насчет меня — ее и надо было рассеять. Но зачем втягивать тебя, почему она не могла просто промолчать?

— Ей хотелось, чтобы произошла драма, полный раскардаш. Ей хотелось закончить все, так сказать, с треском, принести себя в жертву. Как она сказала, ей хотелось своим рассказом уничтожить все.

— Но если ничего не было, кроме этой дурацкой идеи в ее голове…

— Как же не было — было, — сказал Кристофер.

— То есть?

— Я почти год был ее любовником.

— О-о… Господи…

— Мы встретились, когда она начала писать о положении с наркотиками. Ну, и то, что я живу у вас, было очень удобно, потому что вы человек твердых привычек…

— Иисусе Христе. Но какого черта… я понимаю, что Лора могла втрескаться в тебя, но на кой черт она тебе сдалась… или ты просто проявил к ней доброту, или…

— Но вы же влюблены в нее, так что уж вам-то следовало бы понять.

— Давай опустим эту часть.

— Я полюбил ее, — сказал Кристофер, — полюбил, и все. Я ничего не мог с собой поделать — она была такая милая. Мы ведь познакомились как раз после того, как я разругался с Клиффордом.

— С… Клиффордом…

— Ну, вы же знаете, что я разругался с Клиффордом…

— А-а, конечно.

— Она собрала меня по кусочкам, и я был благодарен ей. А потом — сам не знаю как — мы очутились в постели. Эти немолодые женщины могут быть настоящими нимфоманками. Нет, я не жалуюсь, это было хорошо. Но вы же понимаете — жена другого человека… мы оба чувствовали себя виноватыми. Я думаю, наш роман исчерпал себя: мы все говорили, что пора ставить точку. И она все пряталась за вас… и потом, когда Фредди решил вчера, что у вас с ней роман…

— Она с треском все закончила, как ты выразился.

— Да. Я думаю, она считала, что надо прежде всего вытащить из этой истории вас. И одновременно порвала со мной.

— Неужели ты не испытываешь от этого облегчения?

— Да, испытываю. Очень даже большое. В известном отношении. Но мне будет чертовски ее недоставать — не в смысле постели, конечно, а просто оттого, что я не буду видеть ее, не буду говорить с ней… — В светло-голубых глазах Кристофера вдруг появились слезы. Он сидел, уставясь на свою кружку с пивом, и тихонько плакал. На вид ему сейчас можно было дать не больше четырнадцати.

— Что за отвратительная каша, — сказал я. И поднялся. — Ну, мне пора. Еще одно, Кристофер… Я буду бесконечно счастлив, если ты подыщешь себе другое жилье.

— Ох, Хилари… вы рассердились на меня… не надо… мне ужасно жаль… это же была не моя идея.

— Я не рассердился, — сказал я. — Мы остаемся друзьями. Но видишь ли… я предпочел бы, чтоб ты жил где-нибудь в другом месте.

— Извините меня, — сказал Кристофер. — Я, конечно, понимаю. Когда человек питает такие чувства, какие питаете к Лоре вы…

Я ушел. Ночь стояла холодная, по-прежнему густо-черная, но бесснежная. Мысль о Китти не приносила мне сейчас ни облегчения, ни радости. Рай приоткрылся было мне, но больше так не будет. Силы, которые я оскорбил, подтягивались, чтобы уничтожить меня.

ПЯТНИЦА

Была пятница, вечер, время снова приближалось к шести, и я снова подходил к двери дома на Чейн-уок. Вскоре после того, как я явился на службу, мне принесли записку от Ганнера. Она гласила:

Было безветренно, холодно, чувствовалось, как мороз опускается на землю и, мягко касаясь веточек и оставшихся листьев в садах, придает им более четкие очертания. Дыхание облачком вырывалось у меня изо рта. Я позвонил в дверь.

Открыл мне Ганнер. Я вошел, снял пальто и проследовал за ним наверх мимо бесчисленных картинок, сквозь уже знакомый теперь запах, в уже знакомую комнату. Я изнемогал от близости Китти и был рад, что она обещала не подслушивать. Мне отчаянно хотелось не потерпеть неудачи на этот раз — ради нее, ради Ганнера, ради того, чтобы не порвалась последняя спасительная нить, помогающая мне не сверзиться в бездну безумия.

Я прошел к камину и стал к нему спиной. Ганнер тщательно закрыл за нами дверь. Он сказал:

— Хилари…