Дитя слова - Мердок Айрис

— Подождите, стойте, Хилари, стойте, вы говорите все не так, вы слишком много выпили — вы часто перебираете, вы явно заходили в пивную до того, как прийти сюда…

— Послушать тебя, так я точно снова у себя на севере, снова в старом зале драгоценной моей миссии крови Христовой, черт бы ее подрал. Ты же пьянее меня. Посмотри на эту бутылку.

— Ведь все не так: у вас получается, точно все должно быть либо черное, либо белое, вы совсем запутались…

— Сам ты запутался, если уж на то пошло. Ладно, — скажи мне, что, ты считаешь, я должен делать.

— Перестаньте встречаться с леди Китти. Напишите ей и скажите, что не придете в четверг. Скажите, что, вы считаете, это — нехорошо. Это — первый шаг, и когда вы его сделаете, увидите, что делать дальше. Она поймет, она будет уважать вас за такое решение. Она сама должна знать, что… что это неправильно… что это приведет к чему-то плохому…

— Если уж говорить о плохом, так мы выше колен в этом дерьме. Зло порождает только зло. Не могу понять, почему ты придаешь этому такое значение. Конечно, это имеет значение для меня…

— Она глупая, скверная, легкомысленная женщина.

— Что ты, Артур. Ты же ничего о ней не знаешь.

— Я видел ее у нас в учреждении.

— Ясно. Значит, вот что лежит за этой высокоморальной тирадой. Ты настроился против нее. Или, может, сам в нее влюбился?

— Она кокетка, классический тип флиртующей женщины — это сразу видно, и духи у нее…

— Не только духи, но еще и норковое манто. Право, Артур, хоть и я считаю себя прямодушным неискушенным провинциалом, но по сравнению со мной ты просто дитя. Она — красивая, стильная женщина, женщина, от какой тебя и меня в обычных условиях отделяют сотни миль, и в этом нет ничего плохого, нет никакой надобности ненавидеть ее за это!

— Не правятся мне такие самовлюбленные женщины из верхов — она глупа и избалованна, я бы такой ни на грош не поверил…

— Ну что ты знаешь о женщинах, дорогой мой Артур? Вообще-то, я полагаю, более скромная, туповатая прелесть Кристел — куда больше по твоей части.

— Пожалуйста, не говорите так о Кристел.

— Ну, она ведь моя сестра, и я отнюдь не возражал бы видеть ее в норке — хорошие вещи, возможно, изменили бы и ее внешность. Но, думается, я имею право быть реалистом и потому вижу, что одевается она, как мальчишка, а лицо у нее — точь-в-точь автомобильный бампер. И если я понимаю, что она уродина, это вовсе не значит, что я не люблю ее.

— Никакая она не уродина!

— Твои иллюзии трогательны. А вот Китти…

— Я не желаю, чтобы вы говорили здесь про Китти — Китти то, Китти это… Я не желаю, чтобы вы упоминали об этой женщине рядом с Кристел…

— Не рядом, а через точку. Так вот я говорю, Китти…

— Уходите, прошу вас, уходите.

— Что?

— Уходите.

Артур вскочил. Он был весь красный и дрожал, рот его конвульсивно дергался. Я медленно поднялся, взял свою кепку и надел пальто. С минуту я стоял и с любопытством смотрел на Артура. Я никогда еще не видел его таким. Дыхание с шумом вырывалось из его груди, словно он вот-вот разрыдается. Только тут я понял, что не у одного меня напряжены нервы.

Я тихо вышел из комнаты и спустился по лестнице. Кисло-сладкий запах дрожжей, вырывавшийся из булочной, теплой волной окутал меня — я прошел сквозь эту волну и вышел на улицу. Яркие, по-лондонски розовые облака освещали небо. Я надел кепку и поднял воротник пальто. Непредвиденный взрыв Артура основательно потряс меня, и я до сих пор находился в состоянии шока.

Я был изрядно пьян. (В этом Артур был прав.) А кроме того, мне было неприятно сознавать, что я нагородил кучу всякой гадости, — на самом-то деле я ведь ничего этого не думал. Возможно, кое-что требовало прояснения, но я ведь ничего не прояснил.

Я шел, и постепенно мысли мои вернулись к Китти — в них не было ничего конкретного, просто я думал о ней, как мистик думает о Боге, самим процессом своего мышления превращая его в нечто сущее.

СРЕДА

Была среда, вечер, десять минут шестого, и я был дома, так как рано ушел со службы. Завернул я домой по одной простой и весьма существенной причине — за перчатками. На улице, где было и без того уже холодно, стало вдруг еще холоднее, и небо превратилось в пухлый, плотный серый сгусток мерзости, предвещавший снег. Если я намеревался провести какое-то время (сколько времени?), прохаживаясь по улице возле дома Кристел, чтобы досадить Ганнеру и укоротить его визит, мне нужны перчатки, которые обычно не входят в мое снаряжение. Прихватил я также и толстый шерстяной шарф. А кроме того — уже по причинам психологическим — побрился. Теперь я готов был снова выйти на улицу, только еще не настало время. Я долго просидел за обедом, поглощая спиртное, и решил, что сейчас разумнее не проводить этот образовавшийся у меня интервал в пивной. Слишком часто я стал прикладываться. Лучше побыть немного дома — во всяком случае, лучше не приходить туда навеселе. И не потому, что я намеревался вступать в переговоры с Ганнером. Мне надо было просто, чтобы он увидел, как я вышагиваю, точно часовой, по другой стороне улицы.