Кровавый меридиан - Маккарти Кормак

Теперь за ними увязались волки, большие белёсые lobos^[35] с жёлтыми глазами, они рысили у самых ног и наблюдали за людьми во время полуденного привала, сидя неподалёку в мерцании зноя. Потом снова приходили в движение. Прыгали, крались, рысили, опустив длинные носы к земле. Вечером их глаза ёрзали и поблёскивали на границе света от костров, а утром всадники, выезжавшие в предрассветной прохладе, слышали позади рычание и клацание зубов: это волки обшаривали лагерь в поисках мясных отбросов.

Фургоны иссохли так, что качались из стороны в сторону, как собаки, и стирались от песка. Колёса давали усадку, спицы шатались в ступицах и гремели, словно шпиндели ткацкого станка; по вечерам в пазы загоняли фальшспицы и привязывали полосками сырой кожи, забивали клинья между железным ободом и треснувшим на солнце косяком. Вихляя, они катились дальше, и следы этих негодных усилий на песке походили на след гремучей змеи. Штыри ступиц разбалтывались и вываливались по дороге. Колёса начинали ломаться.

Через десять дней, потеряв четырёх человек, они въехали на равнину из чистой пемзы: ни кустика, ни травинки, куда ни глянь. Капитан объявил привал и вызвал к себе мексиканца, который был у них проводником. Они поговорили, мексиканец размахивал руками, оживлённо жестикулировал и капитан, и через некоторое время все снова двинулись в путь.

Сдаётся мне, это прямая дорога в преисподнюю, сказал кто-то из солдат.

Чем он, интересно, лошадей кормить собирается?

Наверное, думает, что они пооботрутся на этом песочке, как цыплята, а когда поспеют, их можно будет съесть с лущёной кукурузой.

Через два дня стали попадаться кости и брошенная сбруя. Их глазам предстали наполовину ушедшие в землю скелеты мулов, чьи отполированные добела кости будто светились даже в ослепительных лучах жгучего солнца, видели они и вьючные корзины, сёдла, человеческие кости, видели и целого мула — высохшую и почерневшую тушу, твёрдую, как сталь. И ехали дальше. Белое полуденное солнце следовало за ними по пустыне, как за армией призраков, — запорошённые белой пылью, они походили на очертания полустёртых резных фигур на доске. Волки бегали вокруг тенями ещё бледнее, собирались в стаи, легко скользя по земле, и принюхивались, поднимая вверх тощие морды. После захода солнца лошадей кормили с рук из мешков с зерном и поили из вёдер. Больше никто не болел. Оставшиеся в живых молча лежали в этой исщерблённой пустоте и смотрели, как падают, рассекая мрак небес, раскалённые добела звёзды. Или спали, и их чужие здесь сердца бились на песке, как измождённые странники на поверхности планеты Анарета,^[36] в тисках кружащей в ночи неизвестности. Они двигались дальше, и от пемзы железо на колёсах повозок заблестело, как хромированное. Горная цепь голубела к югу, упиралась в свою бледную копию на песке, точно отражалась в озере, а волки куда-то сгинули.

Теперь они ехали по ночам — безмолвные переходы, слышалось лишь тарахтенье повозок и тяжёлый хрип лошадей. Чудной отряд старцев в лунном свете, усы и брови густым слоем покрывала белая пыль. Они продвигались всё дальше, а звёзды толпились и изгибались дугой на небесной тверди и гасли за чёрными, как тушь, горами. Они стали хорошо разбираться в ночных небесах. Глаза западного человека лучше различают геометрические фигуры, нежели названия, данные древними. Привязанные к Полярной звезде, они огибали ковш Большой Медведицы, а на юго-западе огромным голубым воздушным змеем появлялся Орион. В лунном свете простирался синий песок, обитые железом колёса фургонов мерцающими обручами катились среди теней всадников, и обручи эти рыскали туда-сюда, точно подраненные, смутно напоминая навигационные приборы, этакие изящные астролябии, а отполированные до блеска копыта лошадей опускались одно за другим на поверхность пустыни, подмигивая оттуда мириадами глаз. Они видели грозы, грохотавшие так далеко, что не слышно: лишь беззвучно вспыхивала зарница, подрагивал тонкий чёрный хребет горной цепи, и его снова поглощал мрак. Они видели, как промчался по равнине табун диких лошадей, втаптывая в ночь свои тени и оставляя за собой еле заметную в свете луны туманную пыль.

Всю ночь дул ветер, и от мелкой пыли все скрипели зубами. Песок был везде, когда ели, он хрустел на зубах. Жёлтое, как моча, утреннее солнце затуманенным взором смотрело через завесы пыли на тусклый мир, лишённый всяких признаков. Животные выбивались из сил. Отряд остановился на привал без дров и воды, и несчастные мустанги сбились в кучу, скуля по-собачьи.